Ролло слепо смотрел на огонь.
– Великий Один!
– Это так, – легко согласился Бьерн. – Великий бог битв и мужской мудрости. Да ниспошлет отец богов немного ее в твою долговолосую вершину плеч [41] !
Он нисколько теперь не жалел, что раскрыл тайну Эммы. Прищелкивая пальцами и посмеиваясь, он шел вдоль построек, пока выбежавшая из-за угла Ингрид едва не столкнулась с ним.
– Муж мой, с конем конунга также что-то не в порядке!
– Как? Я ведь говорил этим негодным вшивцам, чтобы они не задерживались на пастбище в такую погоду!
– Они задержались как раз из-за Глада. Говорят, он отбился от табуна, а когда его нашли, был весь в поту и горяч, как после долгой пробежки.
– И только-то?
Бьерн перевел дыхание.
– Добро же, завтра велю всех выпороть – тогда и поразвяжут языки, кто посмел взгромоздиться на благородного скакуна правителя.
Он обнял за плечи свою маленькую жену и зашагал к дому. Что ни говори, а сейчас он был в добром расположении духа. Однако оно мгновенно улетучилось, когда один из пастухов взволнованно сообщил, что к табуну Бьерна прибился белый пони госпожи Эммы.
В первый миг Бьерн не поверил его словам. Огненновласая уехала вместе с Херлаугом еще в полдень. Она была под охраной и сейчас, должно быть, погружена в молитву у себя в келье. Эти неотесанные мужланы что-то напутали. Однако когда он увидел пони, взнузданного и под седлом, у него не осталось сомнений. Это был конек Эммы, Бьерн узнал даже бронзовую налобную пластину под длинной челкой, которую сам же и выковал. Было от чего не на шутку забеспокоиться.
– Следует сообщить Ролло. Не случилось ли беды?
Узнав о происшедшем, Ролло изменился в лице и бросился на конюшню, чтобы осмотреть пони.
– Он весь в мокром иле и песке. Может, сбежал от бестолковых монахов и вернулся в старую конюшню? Ведь он прежде принадлежал тебе, Бьерн?
Скальд не знал, что и думать. На лице Ролло вдруг отразился неподдельный испуг. Бьерн никогда еще не видел друга таким.
– Успокойся, – сказал он. – Когда прилив окончится, я пошлю лодку к Святому Михаилу, и мы узнаем, в чем дело.
– Нет! Ждать нельзя, – Ролло покачал головой. – Она в опасности, я чувствую это.
– Так обычно говорят вещие женщины, – попытался шутить Бьерн, но умолк на полуслове, глядя в сторону притихшего залива. Сердце ничего не подсказывало ему, но он был весьма озадачен.
Ролло вдруг стремглав бросился к дому и сорвал с крюка уздечку. Поняв, что он задумал, Бьерн попытался его удержать:
– Не назовешь разумным того, кто мчится напролом. Мы ничего не можем утверждать, ты же рискуешь не успеть в монастырь, а хуже того – сбиться с пути в тумане.
Но Ролло, оттолкнув его, поспешил к конюшням.
– Что взволновало конунга? – услышал Бьерн позади негромкий голос Снэфрид.
Она стояла, опираясь о крыльцо. Казалось, подуй легчайший бриз – и ей не удержаться на ногах. Бьерн растерянно буркнул, что в усадьбу вернулась оседланная лошадь Эммы без всадницы, и увидел, как Снэфрид нахмурилась. Вокруг ее глаз синели круги, но сама она была угрожающе спокойна.
– Ну и что же?
Ответом ей послужил дробный топот копыт. Ролло пронесся мимо, и Бьерн успел только крикнуть, чтобы он не сбавлял хода, если хочет достичь горы Мон-Томб до того, как тропу покроет вода.
Снэфрид вдруг порывисто шагнула вперед:
– Ваш разум помутили тролли! Сейчас, в дни равноденствия, нет ничего более коварного, чем море. Кто знает, какой новой каверзы ждать от него? Ролло не ведает дороги, ему следовало бы дождаться, пока вода отступит, и тогда…
– Говорят же тебе, он обеспокоен, не случилось ли чего с Эммой!
Похоже, только теперь до нее дошел смысл происходящего. Бьерн увидел, как меняется ее лицо. Рот Снэфрид исказился, от углов губ пролегли наискось глубокие складки, придавая лицу женщины злое и брезгливое выражение. «Сколько же ей лет?» – спросил себя скальд. Ему стало не по себе, ибо перед ним стояла совершенно дряхлая женщина. Даже ее светлые волосы, падающие на глаза, казались седыми космами. Бьерна охватила жуть, и он впервые подумал, что Снэфрид, видно, и впрямь колдунья.
Снэфрид же словно позабыла о его существовании.
– Уехал… – едва слышно проговорила она. – Что же, тогда я больше ничего не смогу сделать – он сам избрал свою судьбу…
Она стала творить быстрые знаки рун в воздухе, но скальд поймал ее запястье.
– Что ты делаешь? Ты закрываешь ему обратный путь!
Недаром он был скальдом и неплохо разбирался в рунах. Но Снэфрид до этого уже не было дела.
– Пусть лучше умрет!.. Вместе с нею… Пусть умрет!
Негромко рыча, она стала вырывать у Бьерна руки. Обычно она была очень сильной, но сейчас Бьерн легко справился с ней. Схватив за кисти, он рывком перебросил ее тело через плечо, отнес в одну из кладовых и запер. Снэфрид рычала, выла, всем телом ударяя в дубовую дверь. Строго-настрого велев домочадцам не выпускать ее ни при каких обстоятельствах, Бьерн кинулся к берегу. Остановился он только у границы дюн. Он не любил серые пески – куда лучше твердая земля или уж морская зыбь. Глаза его пытались проникнуть в мглистую даль. Легкий порыв ветра принес запах свежести. Он дул с моря. Близился прилив…
Ролло несся крупной рысью. В напряженной тишине топот копыт и резкие щелчки стали от порой задевавших друг о друга подков были единственными звуками. Умный конь чувствовал малейшее движение колен всадника. Порой Ролло останавливал его, чтобы оглядеться. Однако в тумане невозможно было что-либо увидеть. Раз и другой он позвал Эмму по имени, моля всех богов, земных и подземных, чтобы она оказалась в аббатстве, ибо мысль о том, что пони сбросил ее и она блуждает в песках, не зная дороги, приводила его в ужас. Нет, ему не следовало оставлять ее одну, она всегда была так беспомощна и вечно попадала впросак. И у нее его сын!
– Эмма! – отчаянно закричал он.
Мгла не ответила, поглотив звук голоса. Ни крика птицы, ни шороха трав. Только безобразный краб боком шарахнулся от копыт коня.
Внезапно он заметил, что сбился с пути. Нигде не было видно следов, один лишь песок и кучи водорослей.
– Проклятие! Где же Мон-Томб?
Глад, до этого мига совершенно спокойный, вдруг поднял голову, с шумом втянул воздух и фыркнул. Теперь Ролло ощутил некое колебание в воздухе. Поднимался ветер, несущий с собой приливные волны. При мысли о том, что он, в сущности, находится на дне моря, Ролло стало не по себе. Все, что ему оставалось, – двинуться по собственным следам назад.
Развернув коня, он пустил его по следу, беспрестанно оглядываясь. «Только бы Эмма оказалась в монастыре!» – отчаянно твердил он, словно молитву. Завтра он увидит ее, прижмет к сердцу и скажет, как она ему нужна. Проклятие! Как он мог помышлять о жизни без нее!