– Птичка, – повторил он, словно пробуя слово на вкус. И вдруг захохотал: – Это тело, эта щепотка мяса на костях исхитрилась убить лучшего друга, какого только боги могут послать смертному!
Лицо его вновь исказилось яростью и болью.
– Мясо! – процедил он сквозь зубы. – Хорошее мясо? – спросил он, видя жадные глаза своих воинов, и вдруг с силой толкнул девушку к ним. – Берите. Она ваша. Делайте что хотите. А то, что останется, сгорит в погребальном костре Ингольфа…
Он повернулся и пошел, словно она больше не занимала его. Гнедой Ролло прядал ушами, косил взглядом туда, откуда раздавались хохот и отчаянные крики. Ролло успокаивающе погладил его по холке. Тяжело, как старик, вставил ногу в стремя, медленно сел в седло и, больше не оглядываясь, неспешным шагом поехал прочь.
Эмма все еще не верила, что все это случилось именно с ней. В нее вцепилось сразу несколько алчущих рук, до боли сжимая грудь, терзая ягодицы, выдирая волосы. Сначала она отбивалась молча. Они так жаждали ее, что не сумели сразу повалить, а с неистовым хохотом толкали друг к другу. Она видела их всклокоченные бороды, оскаленные рты, горящие, как у волков, глаза. И тогда девушка истошно завизжала, отталкивая воинов и, охваченная безумной паникой, пытаясь вырваться. Чье-то лицо оказалось совсем рядом, и Эмма изо всех сил ударила кулаком в ощеренные зубы. Норманн взревел от боли и наотмашь вернул ей удар. Девушка стала падать, но кто-то уже подхватил ее, вцепившись в грудь. Эмма вопила и брыкалась, вырываясь из цепких, словно у лесной нечисти, лап. Но вскоре норманнам надоела эта игра, и теперь сразу множество рук удерживали все ее тело, парализуя движения. Ее кости трещали, она слышала зловонное дыхание у самого лица, ее оглушали их возбужденные крики и урчание голодных зверей. Ее окончательно пригвоздили к земле. Она задыхалась слезами и криком, но хохот и хриплые голоса вокруг становились все громче и громче. Кто-то склонился к ней, и она, не в силах освободить руку или ногу, зубами впилась в бородатое лицо. Сильнейший удар по голове оглушил ее. Наползала темнота, сознание раздваивалось.
«О, Пречистая Дева! – молила девушка. – Сделай так, чтобы это была уже смерть, забери меня к себе, забери меня к матушке! Небо! Пусть я хотя бы лишусь сознания!»
Но она вновь и вновь выплывала из небытия. Норманны воспользовались ее слабостью, чтобы уложить на траву. Но Эмма вновь стала рваться так, что ее пришлось держать, как бы распяв.
Теперь она отчетливо видела, как толстый, обросший почти до глаз норманн опустился на колени между ее пригвожденных к земле раздвинутых ног и, отталкивая мешавших ему приятелей, с хохотом развязал веревочный пояс и стащил с себя штаны. Эмма в ужасе закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Но едва викинг опустился над нею на четвереньки, как девушка внезапно рванулась, освободив ногу. Коленом, что было сил, она двинула насильника в пах, тот взвыл и стал скакать под хохот сотоварищей.
Но это была лишь короткая отсрочка. Сквозь пелену слез девушка увидела перед собой красное пятно. Нарядная туника Вульфрада. «Немой» Рагнар занял место своего неудачливого предшественника. Его рысьи похотливые глаза жадно ощупывали извивавшееся перед ним тело Эммы. Ее кожа блестела от пота, вся она мелко дрожала. Это возбуждало противника все больше и больше.
– Я буду у тебя первым, Птичка, – хищно скалясь, сказал он на ее языке. – Я решил это еще на вашем празднике, когда ты скакала как коза, показывая кому попало свои ноги. Попробуем, какова у тебя кровь, девственница…
Он оглядел своих сотоварищей.
– Хотя… не люблю грязной работы. Придется измазать нарядную одежду, хоть она и красная, как все та же кровь.
Он говорил это по-норвежски, и Эмма ничего не поняла. Ее глаза округлились от ужаса, когда она увидела, как он сначала освободился от одежды, а затем под гогот норманнов потянулся за секирой. «О, пусть он лучше убьет меня! Пусть убьет! Иначе все будет гораздо хуже, чем смерть».
Но, к ее ужасу, Рагнар повернул секиру лезвием к себе и с силой ввел рукоять оружия между ее ног. Эмма сцепила зубы, но не сдержалась, и глухой стон перешел в полный отчаяния и муки крик. Боль молнией пронзила ее, отдалась в мозгу, в сердце. Она кричала и тогда, когда Рагнар отбросил секиру и навалился сверху. Ей казалось, что она глохнет от собственного крика, но из ее горла вырывался лишь приглушенный сиплый звук. Каждый толчок липкого тела норманна отзывался в ней все новой болью.
Пытка была недолгой, но мучительной. Она слабо застонала, когда он встал. Новый варвар, сдвинув на затылок шлем и развязывая пояс, занял место Рагнара.
И тогда насмешливая Эмма, беспечная Птичка, гордая принцесса Анжуйских лесов стала умолять, плакать, просить… Она готова была ползать на коленях перед врагами, целовать их руки, но ее вновь грубо опрокинули на траву. И снова были боль, ужас, нестерпимое унижение. Казалось, ее слезы только распаляют мучителей. Они толпились вокруг, дышали ей в лицо, наступали на нее, рвали волосы. Эмма вскоре перестала понимать, что с ней происходит, и потеряла счет времени. Ее глаза смотрели в никуда, пока окончательно не закрылись.
– Ткни ее ножом! – вопил очередной мучитель, чувствуя, что под ним неживое тело. – Коли, приведи ее в чувство! Я еще не получил своего, а она уже труп. Слабая девка попалась. Я только восьмой, а она уже почти не дышит!
Брат Ролло Атли, как каменное изваяние, стоял в стороне. Взгляд его блуждал, он с трудом глотал воздух. Не первый раз на его глазах насиловали женщин, но, видно, сейчас что-то случилось с ним. Сердце глухо билось о ребра, сотрясая грудную клетку. Ему было по-настоящему больно. Не отрываясь, он глядел на неподвижное лицо распростертой девушки. Даже под слоем грязи нельзя было не видеть, что перед ним само воплощение красоты. Атли был сражен, но вынужден был отступить перед горем и яростью брата и теперь молча смотрел, как сила губит красоту. Девушку убивали, терзая и втаптывая в грязь. Один из воинов его брата достал кинжал и принялся колоть бедро девушки. Выступила кровь, поверженное тело слабо вздрогнуло, на миг открылись огромные темные глаза. Атли показалось, что этот невидящий взгляд устремлен прямо на него. Потом тяжелые ресницы вновь опустились.
– Вы убьете ее! – вдруг, не помня себя, вскричал юноша. – Остановитесь! Я приказываю вам остановиться!
Но его никто не слушал. Лохматый Рагнар, смеясь, оттащил юношу в сторону, когда тот попытался сбросить с девушки очередного насильника.
– Успокойся, Атли. Дождись своей очереди. Ролло отдал ее всем, так что и ты получишь свою долю.
Но молодой норманн вновь ринулся в толпу, выхватив кинжал. Однако теперь воины ополчились против него.
– Убирайся прочь, сын тролля, – прорычал один из них, замахиваясь утыканной шипами палицей на брата предводителя. – Ролло ясно сказал – она наша. Слышишь, мальчишка? Это общая добыча.
Атли в отчаянии взвыл. И вдруг его осенило. Ролло! Он один может остановить их, отогнать эту свору кровавых псов от растерзанной лани!
Атли бегом кинулся к лошади, прыгнул в седло и, хватив ее плетью, с места бросил в галоп. Брат уехал шагом, он не мог быть далеко. Пусть боги помогут скорее догнать его!