Однажды в конце недели, после мессы, фрейлины и придворные Анны собрались во дворе замка. У всех было приподнятое настроение, паж обнес присутствующих легким элем, а затем середину двора расчистили, и началась игра в жмурки. Свита герцогини была велика, но воскресную мессу в замке посещало немало местных дворян, так что во дворе было шумно, и, когда тот, кому завязывали глаза шелковой лентой, кого-нибудь ловил и обязан был поцеловать, зачастую это оказывались совершенно незнакомые люди.
Анна, которая по своему положению не имела права принимать участия в столь вольных забавах, сидела на высоком крыльце, лакомилась острой лососиной, не обращая внимания на пристальный взгляд Матильды Харрингтон. Но она лишь весело хохотала, когда капитан лучников сгреб в охапку и расцеловал упирающуюся и пытающуюся сдержать смех Эмлин Грэйсток, дочь одного из первых рыцарей Йоркшира, или когда молоденькому аббату из Жерво, надушенному, словно светский щеголь, довелось коснуться губами румяной щеки перезрелой местной красавицы, уже трижды овдовевшей и теперь хищно подыскивавшей четвертого кандидата в супруги.
Уильям Херберт не принимал участия в игре. Сидя на ступенях, он небрежно перебирал струны лютни. Однако, когда пришлось водить Джеральдине Нил, лукавая малышка фрейлина направилась прямо к нему, сделав вид, что все это чистая случайность. Уильяму ничего не оставалось делать – играющие с шумом и хохотом требовали поцелуя. Но когда Джеральдина подставила ему свои улыбающиеся губы и закрыла глаза, юноша лишь слегка коснулся ее лба. Играющие разочарованно загудели, кто-то захихикал, а Джеральдина, поняв, что ею пренебрегли у всех на глазах, вспыхнула и, подхватив юбку, кинулась прочь. Анне стало жаль девушку, она передала поднос с кусочками лосося леди Матильде и направилась в замковый сад, где и нашла свою фрейлину рыдающей у бассейна высохшего фонтана. Однако, когда Анна попыталась ее утешить, сказав, что она должна была учитывать нрав Херберта, Джеральдина вспыхнула:
– Вольно же вам так говорить, миледи! Все давным-давно заметили, что Уильям глаз не может от вас отвести и, как щенок, кидается выполнять любую вашу прихоть.
Анна пожала плечами.
– Вздор! Уильям Херберт предан мне, и только. А вам нечего лить слезы, Джеральдина. Так или иначе, но молодой Херберт, наследник графства Пемброк, обручен с сестрой королевы. Вы только роняете свое достоинство и рискуете своим добрым именем.
Джеральдина сжала кулачки и с вызовом взглянула на герцогиню.
– Святая Катерина! Уж вы-то, наверное, не рискуете ничем, когда по полдня где-то пропадаете вместе с ним, и далеко не всегда в сопровождении свиты.
Анна слегка отшатнулась, потом сказала негромко, без всякого выражения:
– Я бы разгневалась на вас, Джеральдина, если бы не помнила, что в ваши годы сама нередко поступала столь же неразумно. Но, клянусь небом, если подобное повторится, я буду вынуждена отказаться от ваших услуг, юная мисс.
Она вернулась во двор, но настроение было вконец испорчено. Кликнув Пендрагона, Анна через боковую калитку отправилась к реке. Впрочем, она недолго оставалась там одна. Вскоре к ней присоединился Уильям. Он бросил на прибрежную траву свой плащ и, когда Анна села, устроился на склоне немного ниже ее, наигрывая на лютне и негромко напевая себе под нос. Этот юноша обладал удивительной способностью быть ненавязчивым, оставаясь в то же время рядом. Анна чувствовала себя в его присутствии спокойно и порой могла надолго уйти в себя. Уильям был на восемь лет моложе ее, и Анне и в голову не приходило, что кому-то, кроме разве что ревнивой Джеральдины, может показаться, что она неспроста предпочитает его общество.
Вечер был удивительно тих, солнце село. Небо было зеленовато-лиловым, лишь над холмами розовели последние отблески заката. Над рекой клубился легкий туман, и кровли отдаленных хижин напоминали темнеющие стога. В камышах у реки вопили лягушки да каркали, устраиваясь на ночлег, вороны на башнях Миддлхема. Анна машинально теребила пучок травы. От замка доносился веселый гул. Как много удалось сделать всего за неделю! Но она по-прежнему страшилась возвращения Ричарда. Ведь недаром граф Перси сказал, уже садясь в седло:
– Вы воспротивились воле супруга, если я не ошибаюсь. Видимо, только Бурый Орел сумел подчинить дочь Делателя Королей. Однако примите совет вашего бывшего сеньора, Анна: когда вернется Ричард, смиритесь и будьте покорной женой. Это для вашего же блага.
– Вы тоже когда-то уступили ему, граф. Почему вы считаете самого незапятнанного принца из рода Йорков столь ужасным человеком?
На лице Перси была печаль.
– Не спрашивайте ни о чем, Земляника, и мне не придется вам лгать.
Сейчас Анна снова вспомнила эти слова, и ей стало не по себе. Стоял конец марта – время обещанного возвращения Ричарда. Но Анна надеялась, что какие-либо дела заставят его прибыть хотя бы в первых числах апреля. Она опасалась возвращения мужа и в то же время страстно его желала – из-за Кэтрин. В конце концов, и Перси, и Херберт, и епископ Ротерхэм видели в ее муже лишь властителя и политика, она же знала его и как человека, к которому привязалась ее дочь. И у него действительно незапятнанная репутация. Не считая того, что он предал своего брата, что в итоге и повлекло гибель его отца. Да, Дик Глостер умел глубоко прятать свои тайны. От этих мыслей у Анны по спине пробегал холодок. Что он за человек, если может добиться всего, чего захочет? Перси говорил, что герцог Глостер подобен стихии. Она помнила страшную грозу и чудовищное нервное напряжение в ту ночь, когда согласилась стать его женой. Сейчас она уже жалела об этом, ибо даже на расстоянии ощущала угрозу, исходящую от Ричарда. Кольца были приготовлены заранее… Какой же сатанинской властью обладал он над душами людей! Но Кэтрин… Лорд Стенли говорил, что многие лорды королевства доверили Глостеру своих отпрысков.
– Уильям! – окликнула Анна Херберта.
Тот опустил ладонь на струны и повернулся к ней. В сгущающихся сумерках его волосы мерцали светлым пятном. Она спросила, правда ли, что при дворе ее супруга воспитываются многие потомки знатных семей. Юноша кивнул, и вновь зазвучали струны. Тогда она решилась спросить о том, что давно ее занимало.
– Уил, вы были в Понтефракте, когда перед тем, как уехать на юг, туда прибыл герцог? Была ли с ним маленькая черноглазая девочка со светлыми кудряшками?
– Вы имеете в виду дочь милорда Кэтрин Плантагенет?
– Нет…
Анна вдруг почувствовала, как у нее болезненно сжимается горло. Неужели он посмел?.. Она слышала, как Уильям говорит:
– Вы, однако, описали девочку, которую герцог объявил своей дочерью. Она и принц Джон отправились вместе с ним в Лондон. Разумеется, многие были обескуражены появлением новой принцессы. То же и с Джоном Глостером. Он рос в Понтефракте с младенчества, но его происхождение остается тайной. Кажется, мальчик и сам не ведает, кто его мать. Он славный мальчишка, этот бастард, он мне нравится. Но и дочь Ричарда – красивый ребенок.
Анна наконец смогла справиться с возмущением.