Ричард почувствовал, что ему не следовало так говорить. Поэтому, когда он вновь обратился к Анне, голос его звучал мягко, и книга, которую он оставил, уезжая, оказалась «Исповедью» Августина Аврелия, вполне приличествующей для чтения в тиши монастыря.
Анна сама не заметила, как увлеклась сочинениями Блаженного Августина. Еще подростком ее понуждали читать их в Киркхеймской обители, где она получила воспитание. Как и Кэтрин сейчас, она начинала зевать и коситься в окно, едва мать принималась читать вслух. В то время она находила эту книгу невообразимо сложной и запутанной, отдавая предпочтение любовным стихам Марии де Труа. Теперь же, после бурь, что пронеслись над ее жизнью, она с упоением читала и размышляла над страницами, созданными человеком, как и она, прожившим бурную жизнь и обретшим утешение в Боге. Как остро она осознавала собственное несовершенство и невозможность обрести наконец мир в душе.
Однако, когда Ричард вновь посетил Сент-Мартин, он нашел Анну просветленной. Она все еще была под впечатлением «Исповеди» и тотчас заговорила о ней с герцогом, едва представилась такая возможность. Они остались в ткацкой. Ричард стоял, облокотясь о дубовую станину, Анна же сидела в кресле, и ее руки праздно касались неоконченного полотна. За это время у Анны накопилось немало сомнений, и только Ричард, казалось ей, мог разрешить их. Порой Анну смущала смелость его речей и суждений, но она же и импонировала ей. Так или иначе, она испытывала удовольствие от беседы с равным и не замечала бега времени. Она вздрогнула, когда раздался звук колокола, призывавшего к Angelus [6] , и даже на миг почувствовала разочарование, что их прервали. По-видимому, это отразилось у нее на лице, так как Ричард вдруг понимающе улыбнулся и сказал:
– Не смею вас задерживать, однако надеюсь, что мы продолжим нашу беседу несколько позже.
В церкви Анна решила, что ей следует уклониться от встречи с Глостером. Она начала замечать, что все больше подпадает под влияние этого странного человека. Когда-то она считала его врагом и панически боялась. Но тогда шла война, и в образе горбатого Дика для нее воплотилось все зло, исходящее от дома Йорков. Они и были врагами, и однажды Ричард даже попытался силой овладеть ею, но Анне удалось бежать. Как это было давно! Она вспоминала об этом, словно речь шла о другом человеке. А ведь тогда она была так напугана, что решилась уехать из Англии любой ценой. Тем человеком, который ей помог, оказался именно Филип Майсгрейв, и хотел того Ричард Глостер или нет, но именно благодаря ему она встретила своего возлюбленного. И позднее они принадлежали к разным станам. Ричард охотился за ней в Лондоне, а позже держал под замком в замке Хэмбли… Однако он никогда не был с Анной жесток и даже говорил с нею о любви…
Анну передернуло от одного воспоминания об этом. Ричард и любовь – поистине несовместимые вещи. И вовсе не потому, что он калека. Герцогу нельзя отказать в известном обаянии, и при встрече с ним Анна порой даже забывала о его увечьях. Однако скрытый цинизм его шуток и тайная ирония, прятавшаяся за религиозным смирением Ричарда, наводили Анну на мысли о том, что герцог Глостер не способен испытывать искренние душевные порывы. Нет, этот человек не способен любить, скорее она готова поверить в его родственные чувства, в его стремление заполучить ее в качестве союзницы в борьбе с герцогом Кларенсом. Дик Глостер – вельможа и политик до кончиков ногтей, в этом он чем-то напоминает ей отца. Однако, если отцу Анна с готовностью подчинялась, то та странная власть, какую со временем приобрел над нею Глостер, начинала тяготить ее, а его попытки вмешаться в ее жизнь раздражали Анну. Она хотела покоя и уединения, Ричард же, на первый взгляд ничего не предпринимая, лишал ее всего этого.
После службы Анна решила сослаться на недомогание, дабы больше не встречаться с Глостером, и почувствовала огромное облегчение, когда узнала, что тот уехал. Она даже испытала некоторые угрызения совести оттого, что столь скверно думала о нем. Ведь, по сути дела, за исключением той поры, когда люди Ричарда охотились за ней во время побега из Англии, Ричард не выказывал враждебности, и ей не в чем больше подозревать его.
Наступил Иванов день. К ночи, как обычно, крестьяне развели костры, и парни с девушками, взявшись за руки, прыгали через огонь, что, по старинному поверью, очищает и ограждает от козней злых духов. Именно в этот праздничный вечер Анна вдруг ощутила такой приступ душевной боли, что, когда сестры отправились в долину, чтобы благословить первый сноп, затворилась в одиночестве в часовне и, скорчившись на каменном полу, долго рыдала, захлебываясь от слез. Всего лишь год назад… Да, ровно год назад они обменялись последним поцелуем с Филипом… Год назад она отшлепала убежавшего от нее на стену крепости сынишку, и он, обиженный на мать, исчез из детской, и больше она его никогда не видела… Тоска, которую, как она думала, нескончаемая цепь молитв и суровых самоограничений исторгла из ее души, поднималась в ее крови, словно громадный медведь-одиночка, проснувшийся посреди зимней спячки…
– Матушка…
Перед нею стояла испуганная Кэтрин. Глядя сквозь слезы на эту красивую, убранную цветами девочку, на ее черные сверкающие глаза и каскады серебрящихся волос, Анна вдруг улыбнулась и протянула к ней руки, вознося благодарность небесам за то, что она у нее есть.
В этот вечер они с Кэтрин долго беседовали в келье Анны, и, несмотря на то, что боль утраты была еще чересчур сильна, обе с наслаждением погружались в воспоминания и даже порой смеялись, ибо то, о чем и мать и дочь так долго молчали, неожиданно принесло облегчение. И когда Кэтрин уже задремывала, опустив головку на колени матери, она пробормотала сквозь сон:
– Мама, я хочу в Нейуорт. Там могилы отца и Дэвида. Почему мы так долго не возвращаемся туда?
И действительно, почему? Анна тягостно задумалась. Ей и самой показалось вдруг необъяснимым, отчего она так и не побывала на родных могилах. Единственное оправдание, какое она видела, – так пожелал Ричард Глостер. Герцог увез ее, обессиленную от горя, из Нейуорта и спрятал в Сент-Мартин ле Гран, и он же внушил Анне, что ей незачем возвращаться в Гнездо Орла. По сути, все это время она находилась в полном подчинении у наместника Севера. Былые подозрения и неприязнь вновь всколыхнулись в ней, и той же ночью Анна написала Ричарду, сообщив, что желала бы вернуться в Нейуорт.
На следующий день она разыскала Дайтона и велела доставить герцогу послание.
Ричард появился куда скорее, чем она ожидала.
Когда сестры после службы, покинули церковь, Анна осталась помолиться в уединении. Обычно в этих старых стенах царила прохлада, особенно приятная в это жаркое и сухое лето, но сейчас, на закате, воздух, вливавшийся в открытые настежь двери, был полон солнечного тепла и запаха скошенной травы. Свет маленькой лампады перед реликварием казался тусклым, особенно в сравнении с косыми лучами заходящего солнца, лежавшими на старых известняковых плитах пола. Анна стояла, преклонив колени. В тишине лишь изредка потрескивал фитилек лампады да откуда-то извне долетал одинокий голос кукушки. Анна ощущала покой и умиротворение, оканчивая молитву: