– Она и сейчас еще мила. Удачно вышла замуж за смотрителя монастырской мельницы.
– Ну и слава богу.
– Но ребенок-то у нее только один. Твой сын. Неужели тебя это не затрагивает, Эврар? Тьерри так похож на тебя.
Напрасно она пыталась задеть чувствительные струны в душе Эврара. Лицо мелита лишь суровело, он замыкался в себе. Единственное, чего добилась Эмма, так это, узнав, что Эврар хочет забрать из Белого Колодца лошадей (иноходца он ей, так и быть, оставит) и решил взять с собой кого-нибудь помочь их перегонять, тут же порекомендовала ему Тьерри. Парень просто пропадает в глуши, а у него все задатки хорошего воина. Это заинтересовало мелита: что ж, ловкий человек ему всегда пригодится, может, он и возьмет его в свой отряд.
Эврар отбыл, как и прошлый раз, даже не простившись, но Тьерри все-таки взял с собой. Поэтому Эмма и была так удивлена, когда вскоре тот вернулся.
– Не хочу я подвязывать шпоры старому сычу, – ворчал Тьерри на упреки Эммы. И тут же улыбался: – К тому же здесь, в Арденнах, есть нечто, что влечет меня сильнее, чем непостоянная воинская удача.
Эмма упрекала его, но неожиданно краснела. Глаза юноши были так красноречивы, так полны счастья при виде ее. Не думает же этот виллан, что она… Нет, она никогда не снизойдет до него: в ее жизни были мужчины и подостойнее. К тому же она всячески старалась подчеркнуть свое «родство» с Тьерри. Он, похоже, не очень-то в это верил. Глаза его так и лучились иронией.
Эмма старалась убедить себя не думать о прошлом. Но сама Герлок была живым напоминанием о нем. Эмма буквально дрожала над дочерью, не могла на нее нарадоваться. Укладывая в колыбель, по местной традиции туго привязывала – чтоб не утащили эльфы. Сама же садилась рядом, глядела на малютку. Тихая печаль, как туман, поднималась со дна души. Да и какое ему до этого дело – у него своя жизнь, свои заботы. И другая жена. Эмма вздыхала. Порой доставала из сундука лисий плащ, расстилала на ложе, глядела на него, задумчиво поглаживая мех.
Ролло исчез из ее жизни, унес с собой окровавленные клочья ее сердца, и ей казалось, что теперь она будет истекать кровью до конца своих дней. Вот если бы она полюбила кого-нибудь иного. Ее ведь ничего не сдерживает.
Тьерри теперь вновь стал часто наведываться в Белый Колодец. Ухаживал за маленькой Герлок с ловкостью заправской няньки. Даже трясущаяся над девочкой Мумма была спокойна, когда Тьерри брал на руки малютку. Возможно, и она поддалась обаянию беспутного юноши. Бруно же по-прежнему глядел на него исподлобья, но старой ссоры не поминал. И все же Эмма нервничала. Бруно, как она и ожидала, с появлением Муммы зачастил в усадьбу. Якобы повидать падчерицу. Но глядел лишь на Эмму. Садился на лавке у стены, говорил о каких-то делах с Вазо, но его темные глаза так и искали Эмму. Она уходила к себе в башню. Взгляды Бруно, как и ранее, повергали ее в трепет.
Холода в том году настали раньше обычного. На ветвях диких яблонь, привезенных из леса и посаженных у усадьбы, еще висели плоды, когда первый снег припорошил склоны гор. Местные жители говорили, что это всего лишь обычное временное похолодание, но мороз стал крепчать день ото дня. Крестьяне спешили резать скот и солить мясо на зиму. Аббат Седулий жаловался Эмме, что на склонах в Святом Губерте вилланы, припозднившиеся с осенней пахотой, ломают плуги в окаменевшей земле.
Теперь Эмма вместе с Герлок стала чаще посещать Святой Губерт. Дел в усадьбе у нее особых не находилось, а в соседней долине, где домов было почти в три раза больше, всегда царило какое-то оживление. Это нравилось Эмме, она опять полюбила бывать среди людей. Выслушивала их жалобы на жизнь, планы, заботы. Ей нравился обычай собираться всем в самом большом доме по вечерам, проводить время за работой и разговорами. Часто рассказывали истории. Теперь и Эмма рассказывала – скандинавские сказания, которыми так часто тешил ее скальд Бьерн Серебряный Плащ: о мудрости, какую верховный бог Один получил, обменяв на один глаз, о его красавице жене Фригг, что ткет небесные облака в светлом дворце Асгарда, о коварстве вероломного красавца Локи, о трагической гибели доброго и прекрасного Бальдера, убитого стрелой из омелы.
Ее слушали затаив дыхание и искренне верили, что так все и было. Аббат Седулий, однажды явившийся незамеченным и удивленно вслушивавшийся, о чем она рассказывала, потом выговаривал ей:
– Я не знаю, откуда столь добрая христианка могла наслушаться этих диких рассказов, но от них веет кровью тех, кого в Европе считают бичом божьим. И если эти простодушные арденнские люди и избежали горькой участи познать знакомства с норманнами, то это еще не значит, что они должны восхищаться языческими бреднями северян. Вы же вносите волнение и смуту в эти еще не окрепшие христианские души, и я строго-настрого запрещаю вам вести подобные разговоры!
Его едва не трясло от гнева, и Эмма, собиравшаяся было возразить ему, предпочла промолчать. Тот, кто познал лишь горе и гонение от северных людей, никогда не поверит, что и с ними можно уживаться в мире и находить столько прекрасного в волшебных легендах норманнов. И Эмма молчала. Она понимала настоятеля, она сама когда-то жила только ненавистью к ним.
Они сидели в небольшой монастырской пристройке, где Эмма обычно ночевала с кормилицей и дочерью во время пребывания в Святом Губерте. Мумма кормила грудью Герлок, и настоятель стыдливо отворачивался. Но когда Эмма брала ребенка на руки и та, зевая, блаженно покоилась на руках матери, Седулий подсаживался рядом, разглядывал девочку. Обычно общительная и улыбчивая, малютка не проявляла к аббату ни малейшего интереса.
– Герлок, – говорил Седулий. – Странное имя. Почему вы не зовете ее христианским именем Адель?
Эмма ответила не сразу, помассировала малютке спинку, уложила на мягкие овчины ложа.
– А разве немало крестьян в вашем приходе зовут детей как им вздумается, а не тем именем, какое давалось им у купели?
– Но одно дело эти черные люди, другое – вы. Добрая христианка не должна придерживаться старых крестьянских обычаев. Да и Герлок звучит как-то странно. Варварское имя. – Он выждал паузу. – Кто же все-таки ее отец?
Он задал этот вопрос впервые. Но Эмма ждала его и давно мысленно отрепетировала ответ. Она никогда не откроет никому тайну, что отцом этого дивного создания, ее дочери, является герцог Нормандский, завоеватель с Севера – Роллон. Он отверг их, и теперь тайна отцовства Герлок навсегда исчезнет в обиде Эммы. Выдав же ее за наследницу герцога Ренье, она тем самым сделает ее своей законнорожденной дочерью, принцессой Лотарингии. И она так и сказала об этом Седулию, сказала, глядя прямо в его зеленоватые глаза. Не дрогнув, солгала. Таким образом она возвысит свою дочь в глазах аббата, и он, бывая в том большом мире, от которого она отрезана склонами Арденн, может рассказывать, что у Ренье есть еще один ребенок – законная дочь. И если эта весть дойдет до Длинной Шеи – на скрытного Эврара, несмотря на его обещание, она почти не рассчитывала, – то однажды для нее вновь откроется путь в круг сильных мира сего, и она вернет Герлок положение принцессы Лотарингии. Ее дочь не должна одичать в этой глуши!