– Честь принцессы Уэльской не должна быть запятнана подозрениями.
Анна во все глаза смотрела на мужа. В тот миг ей показалось, что она любит его.
– Эдуард! – она бросилась к нему, обняла, но принц грубо отшвырнул ее прочь.
– Не прикасайся ко мне, тварь!
Она плакала и молила о прощении, а он, нагой, метался по спальне, понося ее последними словами. Потом лег и отвернулся. Анна прижалась к нему и всхлипывала, пока не уснула.
Утром она проснулась, почувствовав на себе пристальный взгляд мужа. Эдуард, уже одетый, сидел в кресле и не сводил с нее глаз.
– Скажи, Энн, – произнес он неожиданно мягко. – Скажи, не Йорки ли это сделали? Или это случилось в дороге, когда ты была слаба и беззащитна? Это было насилие, да?
Наверное, следовало бы солгать. Но для Анны были слишком дороги воспоминания о ее первой ночи любви с Филипом Майсгрейвом в согретом теплым солнцем Бордо. И она промолчала. Тогда Эдуард вскочил с места, подлетел к ней, схватил за плечи и стал трясти так, что, казалось, ее голова запрыгала, как мячик.
– Отпусти! – зло и неистово закричала Анна. – Отпустите меня, Ланкастер!..
Он снова оттолкнул ее. Казалось, еще миг, и Эдуард расплачется. Анна опять ощутила острую жалость к этому юноше, которого никак не могла осознать своим супругом. Она легко прикоснулась к его плечу, но он резко поднялся.
– Не забывай, что теперь ты тоже из дома Ланкастеров, – сухо отрезал он и добавил: – Я пришлю к тебе твоих дам.
И с этим ушел.
В тот день Анна была бледной и молчаливой. Впрочем, все сочли, что так и полагается новобрачной, а Эдуард при всех был любезен и даже ласков с ней. О, он вовсе не был так легкомыслен, как считал ее отец, и не преминул сообщить обо всем своей матери. Однако и Маргарита держалась с ней приветливо на людях. Когда же они остались наедине, королева, окинув Анну ледяным взглядом, гневно бросила:
– Дочь подлеца! Потаскуха!
– Этот подлец проливает за вас кровь! – не выдержала Анна.
– Всей его крови не хватит, чтобы смыть с тебя грязь и бесчестье! – парировала королева.
Анна закусила губу. Гнев ослепил ее, и ей стоило огромных усилий удержаться, чтобы не напомнить свекрови то, что она слышала о ее связи с графом Саффолком, когда Маргарита была еще невестой короля Генриха. Королева и сейчас не слывет образцом добродетели: пока ее супруг томился в Тауэре, она сменила добрую дюжину фаворитов. Принцесса смолчала. К чему подливать масла в огонь? Она виновата и теперь должна не роптать, а безмолвно и терпеливо нести свой крест.
Ее отец, граф Уорвик, по-видимому, ни о чем не догадывался. Остальные трое успешно справлялись со своими ролями. Лишь Эдуард перестал, как ранее, открыто восторгаться Делателем Королей, да Маргарита не приглашала более невестку в свои покои.
Анна, как и раньше, пользовалась большим успехом при дворе, и лесть, которой ее окружали, в известной мере придавала ей сил, позволяя высоко держать голову. К тому же она все еще надеялась вернуть любовь мужа. И порой действительно ловила на себе его долгие пристальные взгляды. Но Эдуард был бесконечно предан матери, а та только и твердила, что он оказал дочери Уорвика неслыханную честь, она же недостойна даже омыть ему ноги. Принц верил матери и все более проникался презрением к молодой жене.
Никто, даже отец, не знал, сколько слез пролила Анна в ночные часы. Но вскоре Уорвик отбыл в Англию, а двор Маргариты и Эдуарда по приказу короля Людовика переехал в Беррийское графство, в старый замок Коэр, где королева могла дать полную волю своей ненависти к дочери Делателя Королей.
Это было ужасное время. Лили дожди, плохо устроенные камины в замке дымили, а Эдуард Уэльский постоянно пропадал на охоте или пьянствовал в казарме с солдатами. Анну держали под замком. Но она была этому даже рада, ибо это избавляло ее от постоянных унижений. Целые дни проводила она в одиночестве, вглядываясь в серое дождливое небо, вспоминала, мечтала… Порой она даже улыбалась своим мыслям.
Ее почти не беспокоили посещениями. Лишь изредка к Анне являлся канцлер королевы Фортескью, вел с ней долгие наставительные беседы, но взгляд его был полон сострадания, а голос мягок и участлив.
Вскоре пришло известие, что Уорвик победил. В замке был устроен пир, Анна была звана к столу, а Эдуард впервые после брачной ночи посетил жену.
– Теперь мы почти на троне, – хрипло сказал он, – и дом Ланкастеров должен получить наследника.
Встретив растерянный взгляд Анны, принц сухо добавил:
– Моя мать так считает!
Но в ту ночь Анна с удивлением поняла, что принц все еще неравнодушен к ней. Это и обрадовало, и огорчило ее. Огорчило потому, что сама-то она не испытывала никаких чувств к мужу. Она была покорна и послушна его воле. Анна старалась быть ласковой, но того упоительного счастья, что она познала в объятиях Филипа Майсгрейва, не было и в помине. И когда Эдуард уснул, она молча глядела в потолок из тяжелых дубовых брусьев, а из ее глаз катились одна за одной тяжелые, жгучие слезы.
Через месяц король Людовик призвал их в замок Амбуаз, где находилась в ту пору его резиденция. Наконец-то королеве Маргарите были оказаны те почести, которых она так жаждала! Людовик был бесконечно почтителен с ней, королеве и молодой чете отвели лучшие покои, окружив небывалой доселе роскошью.
Здесь, в Амбуазе, королева впервые заговорила с Анной о том, что та должна приложить все усилия, чтобы как можно скорее понести от Эдуарда. Анна покраснела и уставилась в пол. Казалось, это взбесило Маргариту.
– Нечего жеманничать! Небось, когда тебе до свадьбы задирали подол, ты не была такой стыдливой!
Анна убежала вся в слезах. А вечером Эдуард слово в слово повторил то, что сказала его мать.
Тогда Анна впервые вспылила:
– Да, тогда мне было не до того! Мне было слишком хорошо. И слава Богу! Ибо с тех пор я больше не знаю, как мужчина может сделать женщину счастливой!
Эдуард стал белее горностаевого меха на его камзоле, а Анна вдруг испугалась того, что наговорила ему.
– Прости, Эд! Прости. Я не хотела, это со зла… Все что угодно, только прости меня!
Но он ушел и после этого случая стал избегать ее. Причем впервые его мать не узнала о происшедшем. Зато до Анны дошли слухи, что он развлекается с другими женщинами. Но это не возбудило в ней ревности, скорее, она опять почувствовала жалость к мужу. «Пусть лучше так. Быть может, они дадут ему то, чего не смогла я».
Так прошел месяц. Маргарита по-прежнему ни о чем не догадывалась и иной раз осведомлялась у Анны, не в тягости ли она. Ее даже показывали лекарю. Анна позволяла делать с собой все, что угодно, и в то же время жила в сильнейшем напряжении, как будто чего-то ожидая.
Это продолжалось до того вечера, когда двор отправился в Бурж, а королева Маргарита, сославшись на недомогание, осталась в Амбуазе. Эдуард, как всегда, не решился ехать без матери. Осталась и Анна. Она не могла не видеть, что Маргарита Анжуйская вовсе не больна, недуг ее выдуман для того, чтобы не следовать на зов Уорвика в Англию, на чем настаивал и французский монарх.