– И это теперь, когда Элизабет Вудвиль родила ему наследника?!
– Это так, миледи, – подтвердил Джон Мортон. – Прибыв в Йорк, Эдуард Плантагенет [31] убедился, что в его городе блюдут присягу королю Генриху, и тогда он объявил, что не намерен ввязываться в войну за корону Англии, а желает лишь вернуть владения Ричарда, великого герцога Йоркского, и вновь воссоединиться с горячо любимой супругой и детьми. Более того, когда он поклялся в этом и вступил в Йорк, то повторил свою клятву перед алтарем в Большом соборе Минстера.
В зале слышалось только потрескивание свечей в канделябрах. «Господь Всемогущий, если бы это так и было, то на мою несчастную страну снизошли бы мир и покой!» – подумала Анна. Но трезвый голос рассудка твердил, что, помимо торжественных клятв Эдуарда, существует и его тайная переписка с братом Кларенсом, а угроза, что к Эдуарду подойдут новые силы с континента, остается реальной, недаром же отец отослал Фокенберга в Дувр, чтобы снарядить корабли и охранять на море подступы к Англии.
– Мне бы очень хотелось верить в клятву кузена Эдуарда Йорка, но ведь, насколько мне известно, он прибыл с целым флотом?
– Вся его флотилия – это суда, на которых вернулись те семьсот человек, которые последовали за Эдуардом во время бегства. Правда, есть еще и триста фламандских наемников, но он их взял лишь для того, чтобы иметь хоть какую-то опору в случае, если Делатель Королей первым нападет на него. Однако этих войск недостаточно, чтобы объявить войну герцогу Уорвику. По крайней мере, так заявили Эдуард и Ричард Плантагенеты.
«Ах, и Ричард!» – подумала Анна. Уже одно упоминание об этом жестоком лицемере рассеяло все ее сомнения. Как бы там ни было, сейчас ей следует оттянуть время и не дать себя и несчастного Генриха в руки изменника Джорджа.
Она поднялась.
– Если все обстоит так, как вы сказали, то королю и вовсе незачем нарушать обет, принесенный над прахом Святого Томаса Бекета и сломя голову нестись в Лондон. Вы согласны со мной, преподобный отец? – Анна повернулась к архиепископу.
Несколько мгновений она выразительно смотрела на Томаса Буршье, пока тот не отвел взгляд и не кивнул. Тогда она величественно спустилась с возвышения и приблизилась к священнику.
– Вы можете возвращаться в Лондон, Джон Мортон. Скажите герцогу Кларенсу, что, пока король не исполнит свой обет, мы остаемся в Кентербери.
– Но, принцесса, во имя Господа, страдавшего на Кресте…
– Ни слова более. Или же вы, духовное лицо, считаете, что обет столь ничтожная вещь, что королю ничего не стоит отменить его по требованию милорда второго протектора Англии?
По-видимому, ей не удалось сдержать себя, и последние слова прозвучали излишне пренебрежительно, так как щеки капеллана побагровели, а полные губы дрогнули.
– Ваше высочество, вы поступаете безрассудно. Я благоговею перед молитвенным рвением короля, но все слишком серьезно…
– Мой отец нередко говорил, что, если бы в мире все было просто, люди не нуждались бы в Боге. И не исключено, что именно молитва благочестивого короля спасет англичан от взаимоистребления…
Через час, сидя в большом зале ратуши и учтиво отвечая на многочисленные приветственные речи, она думала о том, что ее отказ уговорить Генриха поспешить в Лондон примут за очередную взбалмошную выходку.
Впервые Анна пожалела о следовавшей за ней славе своевольной и легкомысленной особы. Но ведь и лорд Лэтимер, известный своим благоразумием, тоже был на ее стороне, а значит, она не одна. Самое главное, чтобы ее понял и не осудил отец.
Надо ему обо всем написать. В том, что ее первое письмо не дошло до адресата, она уже не сомневалась. Год назад она сама убедилась, сколь неспокойны ныне дороги в Англии, и было безрассудством с ее стороны посылать гонца без охраны. Разумеется, Бланш уверяла, что ее земляк прекрасный наездник и воин, но и это могло не помочь в переделке. Но тогда… У Анны дух захватывало при мысли, что может произойти, если письмо попадет в чужие руки.
Вечером, усталая и встревоженная, она вернулась в свою резиденцию и без промедления села писать отцу. Леди Бланш принесла ей письменный прибор, но не удалилась, а мешкала в углу, приводя в порядок запылившийся шлейф платья принцессы. Девушка, как обычно, была в приподнятом настроении и даже что-то напевала. Анна невольно позавидовала ее беспечности.
Они с Бланш были ровесницами, но принцессе всегда казалось, что она гораздо старше юной фрейлины. Постоянное напряжение, одиночество, непритупляющееся чувство опасности, неопределенность положения гасили в ней свойственные ее возрасту порывы, все живое и яркое, что было присуще ей еще так недавно.
Анна присыпала письмо песком и перечитала. Послание получилось более пространным, нежели предшествующее, так как, помимо сообщения о предательстве Кларенса, она писала и о безумии короля Генриха, и о том, что приняла решение остаться в Кентербери, дабы не оказаться под властью человека, переметнувшегося в стан Белой Розы. Завершая письмо, она молила отца и впредь воздерживаться от пагубного пристрастия к вину и асквибо, ибо его жизнь и здоровье сегодня, как никогда, нужны Ланкастерам и Англии.
Анна капнула воском и наложила малую печатку – ту, что была вырезана на ее перстне.
– Бланш, поди узнай, не ложился ли еще его высокопреосвященство. Передай, что мне нужно с ним немедленно увидеться.
Когда Бланш вышла, Анна, не раздеваясь, прилегла на постель. Белый шпиц устроился рядом. Анна машинально гладила его, размышляя над тем, что и от Эдуарда из Франции она так и не получила ответа, хотя, вероятно и то, что, ожидая ее возвращения в Лондон, ей просто не передали почту, сама же она ни о чем не спросила.
Пламя свечей заколебалось. Бланш Уэд, приподняв занавесь у двери, сообщила, что архиепископ ожидает принцессу. Анна торопливо накинула легкое покрывало на распущенные волосы и, прихватив свечу, направилась по сводчатому сумрачному проходу в покои архиепископа. Вайки, спрыгнув с постели, увязался за хозяйкой.
Томас Буршье выглядел утомленным, но извинений принцессы не принял, сказав, что в последнее время страдает бессонницей и часто не ложится до рассвета.
– Я хотела бы просить вас, ваше преосвященство, позволить отправить с архиепископским курьером послание к герцогу Уорвику. Я уже пыталась воспользоваться собственной почтой, но подозреваю, что письмо не дошло. Теперь же я не могу допустить промашки в столь важном деле.
Кардинал устало провел ладонью по лицу.
– Вы вольны распоряжаться всем, что я имею, принцесса. Однако я не понимаю, почему бы вам не попросить об этой услуге своего родственника, лорда-адмирала?
– Не спорю, это кажется более разумным. Но послание мое тайное, а с некоторых пор я не питаю особого доверия к милорду Фокенбергу. Мне довелось убедиться в его пристрастии к чужим письмам, и я сомневаюсь в его порядочности.