Последние слова он произнес совсем тихо. Брэндон понимал, что имеет в виду Генрих Тюдор. Король женился на Катерине после смерти её первого мужа, старшего брата Генриха Артура, женился по разрешению специальной папской буллы после того, как Катерина поклялась, что по случаю юношеской слабости Артура так и не вступила с ним в плотскую связь, а следовательно, не может считаться его женой перед Богом. Если же она солгала, то есть основания признать их брак незаконным, и значит, все их бесплодные усилия дать Англии законного наследника – кара Господня. Сознание этого не давало Генриху покоя. И Брэндону, как доверенному другу короля, со стороны профранцузской партии был предложен план, как отвлечь короля от Катерины, убедить, что именно она, а не Генрих, повинна во всех их неудачах. План был прост – надо, чтобы Генрих сошелся с другой женщиной, и, если она понесет от короля, если родит ему сына, значит, именно Катерина повинна, что у самого блистательного государя Европы нет наследника. Но дело это было весьма щекотливое – Генрих хоть и поглядывал на других дам, все ещё благоговел перед супругой. И все же у него была интрижка с Джейн в Нидерландах. Скоротечная интрижка. Король потерял интерес к мисс Попинкорт, едва получил ее. И поспешил к королеве. Теперь этот ребенок от рыжей шлюхи. Жаль, конечно, что она рыжая, как и король, но тут уж Чарльз ничего не мог поделать – Генрих сам выбрал ее.
Видя, что король задумался, Брэндон вылез из ванны и завернулся в простыню. Подав королю вина и развеселив его парой шуток, он неожиданно сказал:
– Кстати, о Дейзи... Она-то, конечно, обычная продажная . Но при дворе столько дам. Что стоит вам подыскать себе возлюбленную при дворе? Особу целомудренную и добродетельную, которую ваше величество приблизило бы к себе, обласкало... И если она вам родит...
Брэндон предпочел умолкнуть, не развивать дальше мысль. Генрих был человеком непредсказуемым. И Чарльз перевел дыхание лишь тогда, когда заметил, что Генрих улыбается.
– Да, есть при дворе одна особа – весьма очаровательная и добродетельная, замечу. Я знал её ещё ребенком, угловатым ребенком. Но эти угловатые девочки порой превращаются в таких милашек...
Настроение его величества явно улучшилось. Он даже подмигнул.
– Одна из фрейлин моей жены. Сегодня я покажу тебе ее. Скажешь свое мнение.
Кто бы она ни была, имей она хоть горб на спине и косые глаза, Брэндон и тогда бы заявил королю, что она достойна его внимания. Если у королевы появится соперница, если престиж её величества хоть немного понизится – у них будет шанс вывести короля из-под влияния Катерины и её заморской родни.
А пока король был доволен, что заинтриговал Чарльза Брэндона, даже что-то напевал, вылезая из ванны. Огромный, голый, Генрих прошелся по комнате купальни, оставляя потоки воды на плитах и на меховых ковриках, и подошел к зеркалу. Какое-то время он глядел на себя, потом согнул руки, выпятил мускулы, явно любуясь своим атлетическим телом – длинные ноги, мускулистые бедра, немного обозначенное брюшко, но плечи, грудь так и бугрились под напором мускулов.
– Я король, – довольно улыбаясь, сказал Генрих, – надежда и гордость Англии.
– Во всей красе! – в тон ему выпалил Брэндон. И оба расхохотались.
Потом Брэндон прислуживал королю при одевании. Генрих не вызвал пажа, они все ещё оставались вдвоем, беседовали, вроде бы беспечно – об одежде, новых модах и изысканных запахах лосьонов, параллельно с этим слегка пиная друг друга, ловя момент, когда противник более расслаблен (Брэндону при этом, разумеется, доставалось сильнее, чем королю). Но Брэндон очень ценил эти моменты проявления доверия и дружбы монарха. И он был не прочь получить пару тумаков, даже разок растянуться во весь рост на полу, когда Генрих стоял над ним, хохоча и протягивая руку, чтобы помочь встать.
– Не нравится мне эта итальянская мода с заниженными плечами, – говорил король, считавший единственным изъяном в своей фигуре слишком покатую линию плеч, несколько не вязавшуюся с его природным атлетизмом. – Помнишь те вороненые доспехи, что подарил мне посол императора Максимилиана? Там наплечники приподняты и имеют форму рогатых ящериц, но какой это создает вид!
Брэндон, сидя на полу, расправлял буфы в прорезях узких штанов Генриха. Буфов было множество, и казалось, что сами штаны просто изрезаны этими маленькими диагональными дырочками, сквозь которые полагалось пропускать тонкое белье. А колет был коротким, в талию, и по моде таким узким, что даже не сходился на груди, и его следовало покрывать треугольным или квадратным нагрудником.
– Почему ты отсоветовал мне вызвать сестру Мэри на это Рождество? – вдруг спросил король. – Я соскучился по малышке, а сейчас...
– Но вы вспомните, государь – ответил Брэндон, – какие заносы были этой зимой. Просто немыслимо было заставлять нежную, к тому же болезненную девочку отправляться в дорогу в такое ненастье. Да и эти слухи, что к ней заезжал испанец Фуэнсалида... Бог весть, что он мог наговорить ей.
Маленький рот короля по привычке сурово поджался. Если воспоминания о доспехах, подаренных австрийцем Максимилианом, ещё могли настроить его на позитивный лад, то само напоминание об Испании, об его тесте Фердинанде, которому он верил и который его так предал, сразу заставили вспыхнуть холодным светом его маленькие синие глаза. Но Чарльз остался доволен. Он был против давнишнего брака Мэри с Карлом Кастильским, он принадлежал к партии, которая делала все, чтобы не допустить этот союз.
Король был уже готов, чтобы выйти. Лихо водрузив набекрень широкий, опушенный лебяжьим пухом берет, он посмотрел на свое отражение. Небесно-голубой бархат его камзола искрился золотыми нашивками, на блистающем алмазной пылью опушенном горностаем нагруднике были богатые аппликации из рубиновых роз, а сверху ещё сверкала подвесками несметной ценности золотая цепь. Король явно любовался собой – надменно вскинутый бритый подбородок, короткий прямой нос, яркие глаза в обрамлении рыжеватых ресниц и густая волнистая шевелюра до плеч, пышная после купания, оранжево-золотистая.
– Да, я король! – важно заметил он. – Гордость и надежда Англии. О, я докажу им всем, что в мире ещё не было подобного монарха!
И лишь на миг облачко набежало на его чело:
– Мне все же следует сходить к исповеднику, покаяться. Иначе как я смогу глядеть в глаза столь чистой и возвышенной женщины, как королева?
Он все ещё робел перед ней. Хотя и жаловался Брэндону, что из-за поста её величество не допускает его к себе в опочивальню. А ему в это запретное время как никогда хочется плотских утех.
– Но почему именно когда Кэт так строга, мне не хватает любви?
– Просто весна, государь, – улыбнулся Брэндон, подкидывая дрова в огонь и стараясь не смотреть на короля, чтобы скрыть насмешку в глазах.
– Да, весна! – вздохнул Генрих, подойдя к окну. – Затяжная весна. Уже конец марта, а снег все ещё лежит. Я даже не помню столь долгой и суровой зимы. Он что-то увидел из окна и нервно затеребил цепь на груди.