– Ваше величество...
У Мэри на глаза навернулись слезы, она вдруг ощутила болезненный укол в груди. Может, если бы не она, то Кэт благополучно бы родила королю ребенка, и не было бы всех этих последующих выкидышей.
– Ваше величество, простите меня. Всем сердцем молю вас.
Она все же упала перед Катериной на колени, целовала её маленькие руки.
– Встаньте, девочка моя, моя милая сестрица. Я так рада вновь видеть вас! Мэри пришлось справиться с волнением; с истинно королевской осанкой она приветствовала остальных приближавшихся к ней вельмож и пэров.
Брэндон наблюдал за ней со стороны и невольно отметил, как хорошо запомнила принцесса то, чему он её учил, говоря о партиях при дворе. Она была откровенно любезна с теми, о ком он отзывался, как о своих союзниках, но холодна к тем, кого Брэндон характеризовал не совсем лестно. Так, она только протянула руку для поцелуя Бэкингему и его брату Уилтширу, зато была улыбчива и мила с Норфолком. А когда приблизилась к Вулси, Мэри на глазах всего двора опустилась перед ним на колени и поцеловала его епископский перстень.
– Милорд-канцлер, мы много лестного слышали о вас, о том, какой вы истинный друг короля и превосходный политик.
Вулси был польщен таким вниманием сестры своего правителя. А вокруг только и говорили, что сестра короля сразу дала понять, на чьей она стороне, и многие косились на Брэндона, догадываясь, что это его рук дело. Но он лишь улыбался. Мэри была его человеком, и он испытывал к ней благодарность... и восхищение. Но в то же время и несколько ревновал. Ах, эта девушка была такой кокеткой! Как она глядела на всех этих вельмож и государственных советников, даже на престарелого епископа Фокса смотрела так, словно пытаясь понять, восхищается он ею или нет. А когда Генрих представил ей своего любезного Лонгвиля, бесспорно красивого мужчину и галантного кавалера, Брэндон даже занервничал. Он по себе знал эту её манящую улыбку и обворожительную манеру бросать искрящийся взгляд из-под полуопущенных ресниц. И почему она так задержалась перед красавцем Лонгвилем, даже не спешит отнять руки из его ладоней? Ревновать было глупо, но Брэндон ревновал. Он стал пробираться к Мэри, словно решив напомнить ей о себе, но тут вышла небольшая заминка. Мэри уже прошла, а перед Лонгвилем стояла сопровождавшая её Джейн Попинкорт, застыв, как вкопанная, задерживая двигавшуюся к дворцу процессию. Теперь все взгляды невольно обратились на неё. Брэндон мягко взял Джейн под локоть, оторвав наконец от Лонгвиля.
– Не делай так больше, моя милая, – зашептал он ей на ухо. – История твоего романа с его величеством ещё не забыта, и тебе не стоит привлекать к себе внимание... особенно королевы.
Сам же Генрих словно и не замечал Джейн. Лишь когда в покоях Мэри он увидел, как её слуги вешают на стене гобелен с купанием Джейн, он развеселился:
– Прекрасный ковер, яркий и мастерски выполненный, Я на нем, как живой, и Брэндон также, А эта милая купальщица, Джейн Попинкорт, если не ошибаюсь. Она ведь в твоей свите, Мэри?
Он оглянулся, поискал фрейлину глазами, едва заметно улыбнулся ей, но в следующий миг уже говорил, что ему пора отправляться в церковь, а Мэри может располагаться, отдыхать после дороги. О Джейн он больше не думал – она была в прошлом. Его интрижка с Бесси Блаунт интересовала его сейчас куда более.
Мэри заметила его равнодушие к Джейн и взволнованно взглянула на подругу. У Джейн был странный, несколько отстраненный вид, она словно грезила наяву. Мэри даже пришлось несколько раз окликнуть ее, чтобы фрейлина очнулась и помогла ей раздеться.
Потом Мэри отпустила их всех. Сбоку от её роскошного ложа стоял домашний аналой, и Мэри в одной рубахе, с распущенными волосами, опустилась перед распятьем на колени и долго молилась. Была ночь перед Воскресением. Святая ночь. У Мэри навернулись слезы на глаза, когда она услышала полночный звон колоколов. Иисус воскрес. А вернувшиеся из Рима колокола [8] радостно ознаменовали это событие.
В воскресенье король просто умилил Мэри, когда после богослужения в Соборе Святого Павла вышел на крыльцо, где, несмотря на сверкающую роскошь своих одежд, стал на колени и омыл ноги более двадцати нищих. Потом проехал на коне через самые бедные кварталы, раздавая милостыню нищим и больным, с обещанием молиться за них. Его действия в этот день были традиционными, но Генрих так искренне вел себя и был так прост, что, как всегда, завоевал толпу. И когда он возвращался во главе пышной свиты в Вестминстерский дворец, казалось, весь город собрался, чтобы приветствовать его.
А потом был великолепный пир, от которого Мэри была в полном восторге. Три часа под треск факелов гости вкушали самые изысканные блюда, причем появление каждого нового блюда сопровождалось громом фанфар. Потом давали балет, в котором участвовали пятьдесят четыре танцовщицы. Они выступали шестью группами, одну из которых составляли дамы в масках, игравшие на тамбуринах.
Потом в громадный зал вкатили целый искусственный лес. Генрих склонился к сестре, объясняя, что он называется «Парк доблести и любви». На каждом из концов этого сооружения возвышались позолоченные башни, в которых сидели по шесть хорошеньких девушек и посылали гостям воздушные поцелуи. Земля в искусственном лесу была усеяна цветами из яркой парчи, а листья были сделаны из зеленого шелка. В центре сада возвышалась арка, и зрители зааплодировали, а потом закричали, когда под аркой из клубов цветного дыма показался искрящийся серебряный дракон и извергнул пламя. Но тут же заиграла музыка, и в зал вошли рыцари в сверкающих доспехах, с высоко поднятыми мечами, сразились с драконом, отрубили его бутафорную голову и поднесли её под звуки фанфар к ногам Мэри. Из башни вышли освобожденные девушки и станцевали перед гостями бальный танец.
Потом гости прошли из дворца в сад и стали разыскивать в зелени яркие пасхальные яйца, которые заранее были спрятаны среди клумб, кустов, в дуплах деревьев. Атмосфера стала непринужденной, все бегали, смеялись, соревновались, кто найдет больше яиц, которые, как гласило предание, разбрасывали в садах и парках вернувшиеся из Рима колокола.
Мэри развеселилась. Она собирала яйца в специальную корзину и сносила в богато украшенный павильон, где королева Катерина восседала среди своих солидных дам и государственных сановников. Улыбалась, поглядела на разрумянившуюся, веселую Мэри.
– У вашего высочества находок больше всех. Может, только у короля ...
И она с нежностью поглядела туда, где её супруг, как простой школьник, рыскал по кустам, складывая в корзину идущего за ним Норриса свои находки.
Набегавшись, Мэри вернулась к королеве, где с интересом слушали .слова ученого Томаса Мора, рассказывавшего, что яйца издавна играли большую роль в обрядах у многих древних народов – египтян, римлян, персов, греков, галлов. Но в христианстве яйцо – особый символ – символ воскрешения. Отсюда и освящение яиц, которое существовало ещё в четвертом веке.