Хозяин харчевни и многие посетители смотрели на нас все более пристально, чувствуя, что назревает стычка. Заметив это, Гуго предложил:
— Давай-ка, Ральф, садись за наш стол, и за кружкой доброго английского эля отпустим друг другу старые грехи.
Итак, Гуго Бигод хотел примирения. Вернее, мы оба желали мира, хотя он пытался убить меня, а я подверг его позору и бесчестью. Всякое возможно в мире, где пятью хлебами можно накормить толпу, а блудниц причисляют к лику святых.
И вот мы уже за столом, нас окружают его приятели, и Гуго представляет мне их одного за другим. Мелкопоместные саффолкширские землевладельцы или дети таковых, имелась также и пара наемников. Их имена были для меня пустым звуком, я их не запомнил, к тому же давала себя знать растерянность от столь неожиданной встречи.
Уже в следующую минуту, заметив, как Гуго косится на меня, его собутыльники сообразили, что разговор у нас не из простых, и перебрались на дальний край стола, предоставив нам некое подобие уединения.
Гуго наполнил кружки, и мы сдвинули их.
— Ты превратился в настоящего сакса, Ральф де Брийар, и изрядно раздобрел на сытных хлебах леди Гиты Вейк. Недаром люди поговаривают, что недалек тот час, когда ваши руки соединят у алтаря. Помнится, ты всегда считал ее красоткой.
Я усмехнулся, однако не стал его разубеждать.
— Разве не сказано, что человек должен не ропща принимать все, что случается с ним по воле провидения?
Гуго захохотал.
— Узнаю прежнего весельчака Ральфа. Однако… — он замялся. — Но разве тебе не ведомо, что Фея Туманов и один наш общий знакомец… Нет, я ничего не хочу сказать худого, всего лишь беспокоюсь о твоей чести…
Я безразлично пожал плечами.
— Мало ли о чем болтают? Например, о грабежах и убийствах на дорогах. Мол, появились какие-то дерзкие молодчики, которые вершат свои грязные дела под покровом ночи, а затем исчезают, как туман от ветра.
При этих словах я покосился на приятелей Гуго. Было в их лицах нечто позволяющее предположить, что они занимаются не только делами своих арендаторов.
Кажется, это задело Гуго. Улыбка сползла с его лица.
— Все сказанное — плод твоего воображения. Если тебе придет в голову попытаться донести на нас…
— Ты снова схватишься за нож?
Он отвел взгляд.
— Не этого я ожидал от нашей встречи. Теплилась у меня надежда, что в память всего доброго, что некогда было меж нами, мы простим друг друга и не станем воскрешать старую вражду.
— Осталось только уронить слезу умиления, — съязвил я.
Но Гуго остался серьезен.
— Я должен просить у тебя прощения, сэр Ральф де Брийар. Я глубоко раскаялся в содеянном. И я вполне заслужил то бесчестье, которое обрушилось на меня. Ты с лихвой отплатил мне, Но главное — ты остался жив, и я хочу снова называть тебя другом.
Он протянул мне руку — но я медлил.
Слишком хорошо я знал Гуго, его коварство и умение во всем найти выгоду. Но какая ему выгода от того, расположен или нерасположен я к нему? К тому же Гуго Бигод — враг Эдгара Армстронга. А враги графа Норфолкского — мои друзья.
И я пожал протянутую руку.
— Аминь.
Гуго с улыбкой снова обнял меня.
Мы осушили кружки, и он принялся рассказывать, в какие передряги угодили наши приятели после того, как были объявлены вне закона за разжигание смуты. Кое кому из них не повезло, их бросили в застенок, где они находятся и по сей день. Есть и такие, кто сумел избежать неприятностей. Он сам, к примеру, или Геривей Бритто. Этот хитрый бретонец сумел втереться в доверие к самому Стефану Блуа, и племянник короля не только замолвил за него словечко венценосному дядюшке, но даже взял его в свою свиту.
— Да и ты не прозябаешь, сэр Гуго, — заметил я. — Я слышал, что ты обосновался в Саффолке, строишь замок и по-прежнему позволяешь себе поразвлечься.
Я снова намекал на разбой, но теперь Гуго не стал ершиться. Склонившись вплотную ко мне, он прошептал:
— А ты, трубадур, что об этом думаешь? Предпочитаешь бренчать на лютне для своей леди или не прочь вспомнить, как горячит кровь веселый ночной набег?
И я ответил:
— Не прочь. Но если охотиться, то на крупного зверя. Например, такого, как граф Норфолк.
Гуго захохотал.
— О, еще бы! Прекрасные глаза саксонки стоят того, чтобы отделаться от ее совратителя. Что ж, выпьем и за это.
Похоже он также знал, что связь Гиты и Эдгара возобновилась. И зря я обольщался, считая, что моей леди удается сохранять в тайне свое новое падение.
Мы сдвинули кружки с приятелями Гуго. Их было семеро, и все они оказались веселыми малыми. Посыпались шутки, рекой полился эль, и я словно вернулся в свою бесшабашную юность, где не было боли, тоски и безответной любви.
Однако и среди общего веселья Гуго не прекращал время от времени поглядывать на дверь харчевни.
— Ты кого-то ждешь?
— Скоро узнаешь. А пока… Эй, друзья, клянусь шпорами Святого Георгия, этот парень поет не хуже трубадуров из Аквитании. Пусть кто-нибудь принесет лютню, и увидите, что он посрамит любого из этих южан.
Бог весть откуда появился инструмент. Почему бы мне и не спеть? Не возвращаться же к Утрэду и его унылой родне…
Когда опустела очередная кружка, я ударил по струнам:
Хорошо сидеть в трактире.
А во всем подлунном мире —
скука, злоба и нужда.
Нам такая жизнь чужда
Задают вопрос иные:
— Чем вам нравятся пивные?
Что ж! О пользе кабаков
Расскажу без дураков.
Мои слушатели, ухмыляясь, придвинулись поближе. Лихой напев раззадорил их, да и меня заодно.
Собрались в трактире гости.
Этот пьет, тот — мечет кости.
Этот — глядь — продулся в пух,
У того — кошель разбух.
Все зависит от удачи!
Как же может быть иначе?!
Потому что нет средь нас
Лихоимцев и пролаз.
Вокруг нашего столика стали собираться завсегдатаи харчевни. Кое-кто приплясывал. Приятели Гуго пытались подпевать, а один из них, уловив ритм, ловко отбивал такт, постукивая кружкой о кружку.
Пьет народ мужской и женский,
Городской и деревенский,
Пьют глупцы и мудрецы,
Пьют транжиры и скупцы.
Пьют монахиня и шлюха,
Пьет столетняя старуха,
Пьет глухой и дряхлый дед, —
Словом, пьет весь белый свет!
Внезапно я почувствовал, как на мое плечо легла рука Гуго.
— Довольно, Ральф. Ты славно нас потешил, но пока хватит.