Когда он вновь заговорил, голос его звучал спокойно.
— Действительно, ты способна на многое. Но неужели ты не до сих пор не поняла, что твой муж тебе не по зубам? Ты давным-давно проиграла свою войну против Эдгара.
Я не желала этого слушать. Поэтому спросила напрямик, каково его решение.
— Эдгар Норфолкский уже отправил доверенных лиц в Рим и заручился поддержкой прежних собратьев по ордену Храма. Я мог бы наказать его за самоуправство, лишить титула и посадить в застенок…
Я даже подалась вперед. О, если бы отец так и поступил! Тогда бы я осталась графиней Норфолка, вернулась в Дэнло и сделала то, чего желала больше всего на свете — разделалась с этой тварью из фэнов.
— …Но я не трону твоего мужа.
Я едва не задохнулась, и мне понадобилась вся выдержка, чтобы выслушать все его доводы.
Оказывается, то, что король даровал саксу графский титул, расположило к короне саксонских подданных. Но сверх того — Эдгар справляется с возложенными на него обязанностями с блеском: усмирил самое беспокойное графство, в казну без задержек поступают подати, а теперь он привел на смотр превосходное ополчение, обученное и экипированное, что сейчас как никогда кстати.
Отец поднялся и заходил от стены к стене. В свои шестьдесят семь лет Генрих Боклерк выглядел еще бодро, однако я внезапно заметила, что он начал старчески сутулиться. Но что мне за дело до его здоровья, если я не получу от него поддержки? Будь на его месте кто угодно другой — Матильда, Роберт или даже Теобальд — они бы не позволили так обращаться со мной какому-то саксу. И впервые у меня мелькнула мысль, что Лев Справедливости зажился на этом свете.
— Для всех ты по-прежнему останешься графиней Норфолк, — продолжал король. — И с можешь вернуться в Дэнло и расположиться в любом из королевских замков когда пожелаешь. С тобой по-прежнему останется твое приданное — пять тысяч фунтов, а этого достаточно, чтобы ты не ограничивала себя в расходах. Между прочим, Эдгар за эти годы приумножил твое состояние и вышлет тебе столько, сколько тебе потребуется. Разумеется, вы не сможете и дальше жить как супруги, но этот статус сохранится за вами, и возможно со временем вы научитесь ладить. Это все, к чему мы пришли с твоим мужем.
— А развод?
Король сардонически усмехнулся.
— Это долгая, бесконечно долгая процедура. И длиться она может вечно. Даже вмешательство гроссмейстера тамплиеров вряд ли ее ускорит.
Из его дальнейших пояснений я узнала, что в Риме смута и раскол, и фактически у нас не один, а сразу два Папы. Ода — и Анаклит II, и Инокентий II избраны законным образом, но разными группами кардиналов и иных высших духовных особ, не сумевших договориться между собой. Между Папами идет война, положение обоих неустойчиво, и ни один из них при таких обстоятельствах не пожелает ввязываться в столь щекотливое и спорное дело, как развод. А поскольку никто не знает, сколько продлится двоевластие на Святейшем Престоле, мне еще долго придется оставаться законной женой Эдгара Армстронга.
— Скорее наступит второе пришествие, — подвел итог отец, — чем ты станешь разведенной женщиной. У тебя остается твое положение, ты сможешь вести безбедное и независимое существование.
— А что станут болтать обо мне? Как быть с моим именем?
— Повторяю: ты — графиня Норфолкская. Поверь, многие могли бы только позавидовать твоей судьбе.
Это и был тот компромисс, о котором говорил Роберт Глочестер.
Что ж, обдумав все, я могла и принять его. Я была достаточно сильной, и когда в тот же вечер мне пришлось присутствовать на пиру вместе с Эдгаром, я ничем не выдала своих чувств. Мы сидели рядом, спокойные и молчаливые, стараясь не касаться друг друга и не встречаться взглядами. И только покидая пиршественный зал, я велела Эдгару прислать мою самку кречета.
— Куда мне ее доставить? — осведомился он.
У меня вся кровь бросилась в лицо. Куда? Этот негодяй лишил меня дома и теперь насмехается надо мной!
— Вам не составит труда узнать, где я нахожусь! — мой голос походил в этот момент на свист отточенного клинка.
* * *
Мне ничего не оставалось, как упиваться обретенной свободой. У меня были средства, я обновила свой штат и гардероб, я могла останавливаться где пожелаю и встречаться с кем угодно. И тресни моя шнуровка! — я получала от этого удовольствие.
Ярмарка в Бове, крестный ход в Амьене, поездка в Париж… Я посещала все знаменитые турниры, восседая в ложах для знати в окружении свиты и поклонников. Еще совсем недавно женщин не допускали на рыцарские игрища, но теперь именно мы стали их главным украшением, именно нам доставалась честь награждать победителей!
Особенно щедрой на турниры стала Нормандия. Ожидание войны с Анжу придавало им особую остроту, каждый из них становился смотром сил, подготовкой к настоящим схваткам. Там, где происходили рыцарские игрища, собиралась самая изысканная знать, и я с любопытством следила за изменениями в модах и нравах, знакомилась с новыми людьми и веяниями.
Как раз в это время возникла и мгновенно распространилась позаимствованная на Востоке мода на гербы с изображением геральдических знаков — вставших на дыбы львов, оскалившихся драконов, орлов, рук, сжимающих мечи, солнечных дисков и всевозможных фруктов. И я, в свою очередь, украсила туники своей свиты гербом Армстронгов — головой коня, я носила одеяния малиновых и бордовых тонов — цвета дома Генриха Боклерка, а к своему гербу я присовокупила шествующих леопардов Нормандии — ведь я принадлежала к роду нормандских герцогов.
Я расточительно тратила деньги, требуя еще и еще и не получая отказа. Присланная Эдгаром самка кречета находилась в моем обозе, так как сезон охоты уже прошел и у ловчих птиц наступило время линьки.
Слух о начале процесса развода, к моему облегчению, не получил широкой огласки. Для всех я оставалась дочерью короля, которая не сочла возможным продолжать жить с грубым и жестоким мужем и сумела добиться от него свободы и денежного содержания. Вокруг меня возник ореол сильной и гордой женщины, я вновь стала популярна, и нормандки и француженки начали относиться ко мне едва ли не с благоговением.
Нередко меня приглашали погостить одинокие владелицы поместий, вдовы, жены отбывших в Иерусалим рыцарей, а также аббатисы и настоятельницы монастырей. Они внимали каждому моему слову, пытались перенять мои манеры и мнения. Даже внешне они старались походить на меня. Забавно было наблюдать, как иные модницы начали завивать волосы мелкими кольцами и носить такие же, как у меня, шапочки с плоским верхом и тончайшей вуалью, небрежно прикрывающей нижнюю часть лица. Я называла это арабской модой, но на самом деле просто пыталась скрыть шрам над губой.
Добавлю, что все это время я постоянно интриговала, чтобы помочь Роберту Глочестеру продвинуться на пути к трону. Мне также стало известно, что Теобальд Блуа, правитель графств Блуа, Шартр и Шампань, вовсе не горит желанием унаследовать огромную и неспокойную державу венценосного дядюшки. Появились приверженцы и у Стефана — из числа тех, чьи владения находились в Англии и кто считал, что неплохо разбирающийся в английских делах граф Мортэн мог бы с успехом править королевством. Но наиболее сильная партия была за Плантагенетов — Матильду и Жоффруа Анжуйских, которых, к тому же, поддерживал французский монарх Людовик Толстый.