Скафти неожиданно остановился, глядя в сторону деревьев, где сквозь подлесок виднелась чья-то фигура. Светорада тоже посмотрела туда. Сперва ей показалось, что это один из мерянских шаманов в своем рогатом головном уборе, потом она с удивлением поняла, что перед ними женщина.
– Это Согда, – сказал Скафти.
Светорада чуть закусила нижнюю губу. Она уже слышала, что в последнее время эта женщина перебралась из лесов на Итиле в ростовские земли, устроив в зарослях свою кумирню. Ранее видывать шаманку Светораде не доводилось. Красивая, медно-рыжие косы спадают едва ли не до колен, лицо необычное, а смотрит хмуро. Но только на Светораду, со Скафти заговорила даже приветливо. Тот спросил, что понадобилось возле града Согде.
– Ко мне скоро придут те, кому нужна моя ворожба, – отозвалась Согда, продолжая при этом оценивающе разглядывать Светораду, и ее узкие темные глаза стали колючими.
Когда Скафти со Светорадой возвращались от леса, они увидели на склоне Киму и молоденькую Бэру, которые шли, взявшись за руки. Скафти сказал:
– Этот Кима еще тот ловкач. Год назад все затрагивал Асгерд, потом вокруг тебя вьюном вился, а теперь решил увлечь Бэру. Нечай уже намекнул ему, что Бэра – дочь Гуннхильд и Киме почти что сестра. Однако этот белобрысый все настаивает, что они чужие по крови и он может сватать падчерицу отца. Вот и к Согде, наверное, обратился, чтобы она поворожила им, а потом и Нечаю с Гуннхильд словечко замолвила. Парню жениться невтерпеж, ну а Бэра, дурочка, слушает его. Меня вовсе считают первым бабским угодником в округе, но пусть бы к любезному Киме лучше пригляделись.
– Но он и впрямь может ее сосватать, если получит разрешение шаманки, – заметила Светорада, считавшая в глубине души, что Кима и резвушка Бэра были бы неплохой парой.
– Ну, то, что он постарается уложить ее в кустах на ваш праздник Купалы, даже у Согды спрашивать не надо, – ответил Скафти, мрачнея. Несмотря на то что этот резвый красавец варяг сам задрал немало подолов, честь девушки его рода для него много значила. Сказав, что он предупредит Гуннхильд, чтобы та приглядывала за дочерью во время праздника, Скафти с лукавой улыбкой взглянул на Светораду: – Ну а за тобой кто приглядит на Купалу, красавица?
– Ко мне муж приедет на праздник, – уверенно произнесла Светорада. А саму кольнуло – приедет ли? Заметив иронию во взгляде Скафти, даже слегка стегнула его по колену концом кнутовища. – Не смей сомневаться в Стрелке! И пусть в купальскую ночь всякому дозволяется любиться, я знаю одно: не будет Стрелка, я ни к кому иному не подойду.
– А жаль, – усмехнулся Скафти, за что опять получил кнутовищем по колену.
Но тут их внимание было отвлечено появлением на дороге Усмара.
– Никак тоже к Согде пошел, – заметил Скафти, проводив того взглядом.
И хотя тиун раскланялся с ними, Скафти отвернулся. А вот Светорада чуть склонилась в приветствии. Так уж вышло, что ей теперь часто приходилось общаться с Усмаром. Посаднику Путяте было спокойнее, если Медовая проверяла подсчеты Усмара, и, как ни странно, у них с тиуном это получалось гладко и миролюбиво. Усмар ни разу не повел себя с Медовой непочтительно.
– Может, он уже и забыл, что некогда лихое задумал, – даже заступилась за Усмара Светорада.
Скафти лишь пожал плечами. Своего деверя он явно недолюбливал.
В Ростов Усмар вернулся уже под вечер, шел веселый, улыбался своим мыслям. А помрачнел он, только когда стал приближаться к своему терему. На пороге едва поздоровался с женой. На Асгерд было светлое длинное одеяние с широкими складками, скрывающими округлившийся живот. Ее волосы были спрятаны под плотную головную повязку, а вдоль щек колыхались серебряные подвески, похожие на веточки инея. Она принарядилась для мужа, но он довольно грубо сказал, что она похожа на ледяную статую.
– И сама ты ледяная, – добавил Усмар. – Обнимаешь тебя – и будто холодом веет.
Асгерд смолчала. Она все не могла понять, отчего муж то и дело упрекает ее в холодности. Разве она не заботится о нем, разве не ждет его, не следит за хозяйством? Что же ему надо от Асгерд? Неужели он хочет, чтобы она стонала и визжала под ним, как какая-то полудикая мерянка?
О ком думает Усмар, Асгерд поняла, когда муж сказал:
– А ведь Медовая одна на Купалу останется. Мне Согда доложила, что Стрелка дела на Итиле задержат.
Опять Медовая… Да еще эта шаманка… Асгерд почувствовала, как больно сжимается сердце. Ах, как бы ей заставить милого мужа полюбить ее со всей силой… так же, как она сама его любит.
В день перед купальской ночью в Ростове царило оживление. Вдоль берега озера, где по традиции проводились гуляния, еще с утра горели костры, доносился запах жареного мяса. В самом Ростове девушки плели гирлянды из зелени и украшали свои жилища; все принаряжались, молодые люди перемигивались друг с другом, зная, что этой ночью можно любиться со всяким, кого пожелаешь. Старики же больше думали об угощении, хозяйки приказывали челядинцам доставать из подполов соления и меды, обсуждали, что нагадают волхвы насчет будущего урожая. Все понимали, что в столь обильном на дичь и рыбу ростовском краю они не изголодают, но так хотелось есть хлебушек до следующего урожая, не выгребая из сусеков последние крохи.
Вечером на берегу Неро собралась внушительная толпа. Из окрестных селений явились мерянские шаманы, но держались в стороне, с независимым видом поглядывая на вышедших из чащи волхвов в чистых светлых одеждах. По обычаю все сначала наблюдали за требами. Путята не поскупился выставить для жертвоприношения крепкого мерина из своей конюшни, купцы торгового ряда, скинувшись, приобрели круторогого вола для заклания, а кожевники овец привели. Все одно после сами же полакомятся жертвенным мясом ради здоровья и благополучия.
Угощения и впрямь хватало. Меды и наливки кружили головы, веселые песни поднимали настроение. Когда стемнело и от вод Неро потянуло сыростью, только ярче запылали костры на берегу. Смех, песни, хлопки, веселые оживленные голоса, освещенные кострами лица – все это вызывало у собравшихся праздничное возбуждение. А там и гусельки забренчали, рожки загудели, в бубны ударили, и вскоре песни сменились хороводами и танцами. Главный же хоровод повели вокруг большого соломенного чучела в венках и зелени, изображавшего того самого Купалу, которого в разгар празднества должны поджечь, чтобы свет его огня отменил запрет на купание в зачарованных водах. До того же момента нельзя – нечисть не позволит и утащит.
Светорада сидела среди скандинавок усадьбы Большого Коня. Держалась степенно, хотя глаза ее так и блестели, когда смотрела туда, где шли пляски. Ах, как же ей хотелось… Нельзя. Стемка вон не приехал, а она так ждала его. И что же ей теперь, и на празднике повеселиться нельзя? Светорада только вздохнула, когда Гуннхильд и Асгерд повели в сторону усадьбы недовольную Бэру и остальных своих женщин. Жене воеводы они не смели приказывать, да и Верена осталась. Веселая и хмельная, она обнимала Светораду, а на подошедшего к ним Усмара замахала рукой, отгоняя. Но Усмар держался приветливо, подсел к ним, расправляя складки своего нарядного, сверкающего бисерными нашивками кафтана. Светорада испытывала к нему некое жалостливое равнодушие.