Конечно, у него не было другого выхода, кроме как послать Светораде ее же отравленную стрелу, и сейчас Гуннар, насильно овладевая княжной, по сути, спасал его, но Стема не чувствовал облегчения. Эта возня внутри… Эти шорохи, глухие звуки, сопение и слабые стоны… лучше бы она кричала на весь лес… Тогда бы его не оглушали гулкие удары сердца, даже собственное дыхание, вырывавшееся со свистом из сведенного судорогой ужаса горла. Разве думал он когда-нибудь, что поступит так со Светлой Радостью? Да, они всегда наносили друг другу удары, пора бы и привыкнуть. Но Стема сейчас вспоминал только ее слова: «Никого и никогда я не любила больше тебя». И вот так возненавидела, что едва не предала казни. И теперь сама же получила в ответ на задуманное зло. Но Стема уже не испытывал ненависти к Светораде. Ему было плохо, как никогда в жизни. Лучше бы его и впрямь убили…
Это длилось долго. Птицы щебетали в ветвях, викинги деловито собирались в дорогу, о чем-то переговаривались. Стема же будто окаменел. Он вздрогнул, лишь когда на пороге землянки показался Гуннар. Поправил пояс, отбросил растрепавшиеся волосы от глаз, надел протянутый кем-то шлем.
– Отпустите его. Он честный человек. А Лисглада – моя жена. И досталась мне непорочной!
Кетиль сказал Стеме, указывая рукой куда-то вперед:
– Стейнвид, видишь на поляне ту елочку с обрезанной верхушкой, разросшуюся, как большой куст? Так вот, я ее узнаю. Догадываешься, что это означает?
– Что ты уже бывал тут, – бесцветно отозвался Стема.
– Приятно иметь дело с разумным человеком, – захохотал Кетиль. Не потому, что ему было смешно. Он просто радовался, что они наконец-то пришли на место.
И действительно, еще и солнце не позолотило верхушек деревьев, как они оказались в небольшом селении среди болот с возвышающимися на сваях курными избами.
Сваи в этом болотном краю были очень кстати: лившие каждую ночь до самого рассвета летние дожди уже напоили окрестные реки и речушки влагой, так что зачастую приходилось идти почти по колено в воде. А Светораду опять несли. После того как Гуннар овладел ею, она впала в какое-то оцепенение, опять отказывалась есть, и Стема с тревогой глядел на ее бескровное лицо. Княжна словно вознамерилась заставить себя умереть до срока. Что, однако, не мешало Гуннару почти каждый вечер овладевать ею.
– Чем раньше она смирится со своей судьбой, тем лучше. Ибо никому другому, кроме меня, она теперь не нужна.
Стеме она была нужна. Он был готов проклясть себя за то, что втянул ее в эту историю. Даже злости на Светораду в нем больше не осталось. Только не проходящая ни днем ни ночью боль.
– Ты, Стейнвид, наверняка тоже рад окончанию пути, – сказал Стеме дружелюбный Кетиль. – Смотрю, тебя словно злой дух грызет изнутри. Ничего, скоро поднимем парус, и ты забудешь свою обиду на нас. Мы ведь не так и плохи. Сам понимаешь – это все из-за нее. Она хоть и благородного рода, но я еще не слыхал, чтобы достойная женщина так себя оговаривала. А ведь не разберись с ней Гуннар… Сам понимаешь, не со зла мы.
– Знаю, вы добрые.
Простодушный Кетиль согласно закивал, стал рассказывать, что люди из Раудхольма и впрямь считаются добрыми и великодушными. Стейнвид сам поймет это, когда его приветливо встретят там и поднесут окованный серебром рог с пивом. Он ведь постарался в этом деле не меньше других, а значит, он полноправный член хирда.
Стема почти не слушал его, наблюдая за тем, как местные женщины уводят под руки поникшую княжну в одну из хижин. Голова девушки, прикрытая почти до бровей темной шалью, была опущена, шла княжна еле переставляя ноги, сутулилась, как старуха. Эх, Светлая Радость…Что с тобой сделали…
После того как девушка скрылась из виду, Стема внимательно огляделся. Типичное селение дреговичей на небольшом взгорке среди болот. Домики все из сплетенного лозняка, обмазанного глиной, в центре селения стоит изваяние улыбающегося божества с мощными рогами. Никак лесного тура завалили поселяне. Их край славится такими лесными великанами-турами. Даже из Киева и Смоленска порой люди приезжают сюда, устраивают облаву на них.
Перед столбом с рогатым навершием Стема вдруг увидел мужчину, на которого были надеты колодки. Тот, видимо, сидел давно, голова его свесилась, волосы слиплись от пота. Стема-то и внимание на него обратил только потому, что в отличие от вышедших им навстречу поселян, тот был одет в яркую зеленую рубаху, хоть и порванную в нескольких местах, но с парчовыми вставками на предплечьях. Честные дреговичи на роскошь не позарились, хотя все ходили в дерюге, босые, только цветная тесьма на голове указывала, кто тут побогаче. Да еще местный староста (не признать главного было невозможно – солидный бородатый мужик важно ступал, опираясь на посох с резным набалдашником) в отличие от других и в жару носил безрукавку из пышного лисьего меха.
В заводи неподалеку Стема увидел под ветвями разросшихся ракит притаившийся драккар. Тот выглядел здесь как некое чудо, однако местные, видимо, к нему уже присмотрелись, привыкли и к варягам, которых не боялись, а даже приветствовали.
От драккара навстречу прибывшим поспешили сразу несколько варягов – все рослые, с лицом и повадками, отличающимися от дреговичей. Первым к Гуннару подошел невысокий крепыш с выступающей вперед небольшой темной бородкой, начал обниматься с ним, похлопывая по спине. Но потом сразу стал ворчать: дескать, говорил же, что застрянем тут, предупреждал, что это опасная затея. Им бы сорваться с места, когда все сладится, да положиться на верный «Красный Волк» и свою удачу. А то, что удача с ними, в этом Хравн Торчащая Борода не сомневался. Он только согласно кивнул, когда Гуннар с гордостью указал в сторону избушки, куда отвели Светораду.
– Она – моя жена!
– Уже и жена? Может, ты поторопился, Карисон? В Раудхольме привыкли уважать своих женщин, а ты поступаешь с княжной, как с простой рабыней. Без брачного пира и положенного вено…
– Моя мать жила с отцом безо всякого вено, – отмахнулся Гуннар Хмурый.
– Да, но почитать ее стали, только когда твой дядя Асгрим надел на ее руку брачные браслеты и отправил откупную родне.
– Не напоминай мне о том! Не Асгрим был моим родителем.
Стема не стал вслушиваться в их спор. Видел, как викинги о чем-то весело переговариваются, улыбаются, когда местные девушки подносят им ковши с водой, протягивают полотенца. К Стеме тоже подошла одна такая. Крепенькая, круглые бляшки подвесок на узорной тесьме у висков указывали на то, что она не из бедного рода. Честь оказала гостю, улыбнулась.
– Ой, ты гой еси, добрый молодец.
– И ты будь здрава.
– Откуда ты, сладкий? Как погляжу – не варяг?
В ее лукавом тоне слышалось веселье. И никакого страха перед пришлыми иноземцами.
Они и впрямь сжились тут с варягами. Стема видел, как местный староста поднес вернувшемуся Гуннару на полотенце рыбу и соль – с хлебушком-то у болотной дрегвы было плоховато. А тут еще Кетиль пояснил Стеме: