Между тем стояние на реке затягивалось. Варяги молчали, почесывались от безделья, некоторые поглядывали на Хравна. Кормчий все время был сосредоточен, стоял у борта драккара, вглядываясь в даль, только челюсти его нервно двигались – жевал кусок сухой смолы, чтобы хоть как-то унять раздражение. А глаза так и впились в поросший лесом берег, откуда ждал посланных разведчиков, взгляд такой, будто с минуты на минуту ожидает какого-то чуда. А чего ждать-то? Все уже привыкли к тому, что путь их проходит, хоть и трудно, но спокойно, без неожиданностей. Может, зря Хравн ворчит? Может, Гуннар прав, что увел их в такую глушь, чтобы потом вывести на простор? Гуннар ведь не последним ярлом был при Эгиле Золото. А каков Эгиль Золото, варяги с «Красного Волка» успели оценить.
Внезапно на берегу показались фигуры бегущих во всю прыть Кетиля и Бьорна. Что за тролль их так напугал? Посыпались шуточки: ишь, скачут, будто рой пчел их настигает. А вот Хравн не смеялся, даже встревожился, приказав всем тут же сесть на весла.
Гуннар тоже заволновался. Кетиль, положим, дурак, а вот Бьорн берсерк, его просто так не напугаешь. И чтобы он крушил прибрежные камыши, как ополоумевший от страха тур…
Их обоих, еще задыхавшихся от бега, подняли на борт.
– Хравн… назад… Уходить надо! – почти упал на руки побратима берсерк Бьорн.
– Да-да, уходим, – тоже твердил Кетиль. – По большой реке идут два корабля. И оба полны воинов.
– Что за корабли? Говорите толком! – ворвался в толпу хирдманнов Гуннар.
Лицо его все больше мрачнело, когда он слушал, как их разведчики вышли к Березине и увидели две большие ладьи-насады, не иначе княжеские, причем обе шли и под парусом, и на веслах очень резво. На одной из ладей был парус, какой они видели еще в Смоленске, – белый, с вышитым бьющим соколом – знак Рюрика, точнее, его сына Игоря.
А это верный знак того, что по Березине движутся суда самого Игоря, жениха похищенной ими княжны. Для Гуннара это была полнейшая неожиданность, – какой леший притащил сюда Игоря! – но размышлять о том было некогда.
– Отходим назад! – приказал он. Развернулся, но Хравн удержал его за руку.
– Что ты понял? Кто плывет?
Услышав ответ, только сплюнул черной от смолы слюной.
– Сдается, что удача изменила нам. – Он поглядел на рослого Гуннара злыми глазами. – Ты хоть понимаешь, Карисон, что это значит? Мы ведь попались!
– Ничего это не значит! – отрезал тот. – Князь Игорь может просто идти Березиной по своим делам. Это его владения, а о нас он, возможно, и понятия не имеет. Надо уйти опять вглубь лесной реки…
– Разве тебе не понятно, что далеко мы не уйдем? – скаля черные зубы, взволновался Хравн. – И если нас заметят… Мы вынуждены будем застрять тут, пока с нами твоя Лисглада!
Гуннар оставался внешне спокоен.
– Я сказал – отступим по Бобру. А Игорь, возможно, и не станет сюда сворачивать. Садитесь на весла, говорю!
Большой корабль начал разворачиваться. Все могло быть и так, как говорил Гуннар, в это хотелось верить. Поэтому викинги спешно занимали места на румах, делали быстрый разворот. А когда почти развернули судно, вдруг замерли как по команде, услышав вдалеке звук рога. Варяги переглянулись, понимая, что это означает: обычно, сворачивая в другую реку, на кораблях трубят в рог, чтобы предупредить встречные суда и избежать возможного столкновения.
– Они идут сюда! – каким-то тонким писклявым голосом вдруг закричал толстяк Книв. Задергал веслом, толкая в бок сидевшего с ним на одном руме варяга. – Уходим, уходим скорее!
– Да, уходим! – подтвердил Гуннар. И к Светораде: – Быстро скройся в палатке.
Однако княжна только замерла, прижавшись к борту корабля. Смотрела на Гуннара потемневшими от волнения глазами.
– Я сказал, скройся!
– Нет! Уже не имеет смысла!
Это произнес Хравн. Он обратился к гребцам:
– Что застыли, как великаны под солнцем! [134] Гребите, если вам жизнь дорога!
Они налегли на весла, заскрипели уключины. А Хравн, вместо того чтобы занять место подле правила, пошел к Гуннару.
– Я ведь предупредил, что мы не сможем уйти от них по этой проклятой реке. С нами невеста Ингвара, а людей у него гораздо больше.
Хравн был ниже Гуннара, но сейчас так наступал на рослого Хмурого, что тот невольно попятился. Только лицо исказилось гримасой.
– А ты уже и струсил, Торчащая Борода?
– Это не трусость – это благоразумие. Я знаю, когда вступать в схватку, а когда лучше ее избежать. И мы прибыли не для того, чтобы нас всех порезали тут из-за рыжеглазой девки!
Гуннар тяжело задышал. Поглядел туда, где у штевня с резной головой волка стояла, вцепившись в борт, Светорада.
– Ты еще не понял, что они ищут ее? – Кормчий схватил Гуннара за ворот рубахи. – Говорю же, все наши беды от рыжеглазой. От нее надо избавиться.
И он выразительно провел ребром ладони по горлу.
– Нет!
Гуннар почти прорычал это, даже стал наступать на Хравна, схватившись за рукоять меча. И тут же за коренастым низкорослым кормчим выросла фигура сорвавшегося с рума Бьорна. Глаза берсерка стали краснеть.
– От нее надо избавиться, – тоже подал голос Ульв Щеголь, не переставая при этом налегать на весло. – Не станет ее – и какой тогда с нас спрос будет? Мы могли тут и по торговым делам ходить. Ас ней… Ведь я слышал, что этот Ингвар Рюриксон великий воин. С ним лучше не связываться, да еще и на его земле.
А Хравн почти миролюбиво добавил:
– У тебя долг перед родом, Гуннар. Ты слишком долго жил в Гардаре и забыл, что это такое.
– Но она – моя жена! – почти взмолился обычно не терявший присутствия духа Хмурый.
– Могла бы стать ею. Но не суждено. А тебя ждут дома, в Раудхольме. У тебя есть долг.
Гуннар вдруг схватил себя за волосы и рванул так, что в его сжатых кулаках остались светлые пряди. Наблюдавшая со стороны Светорада невольно поморщилась, представив, как ему, наверное, больно. Сама она пока еще не испытывала страха.
– Нет, – стал ловить Хравна за руки Гуннар. От его обычной невозмутимости не осталось следа, и знавшей его с детства Светораде было странно видеть его таким. – Все ведь еще можно исправить. Мы сойдем на берег и скроемся в чаще. Тут такие леса… Нас не разыщут!
– И бросить «Красный Волк»?! – раздался чей-то сердитый и взволнованный голос.
Гуннар растерянно озирался. Да, для этих людей их корабль значил очень много, и прежде всего возможность вернуться домой, к привычной жизни. А без корабля… Где та Норейг? Где тот Раудхольм? А люди Игоря уже близко. И их вдвое больше, чем варягов.