Обычно твердый голос властной Гордоксевы сейчас прерывался от сдерживаемого волнения, многие из присутствовавших в гриднице именитых мужей поднялись с мест и провозгласили славу и долгие лета Гуннару, а сам он стоял бледный и напряженный, устремив взгляд куда-то перед собой. Потом медленно повернулся и взглянул на Светораду. В его глубоких светлых глазах полыхнул какой-то огонек, губы дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но не мог… И отчего-то Светораде стало неуютно. Она едва нашла в себе силы спросить:
– Когда ты думаешь ехать на волоки, Гуннар?
– Уже завтра.
– Мне будет горько расставаться с тобой.
– Нам всем будет жаль прощаться с тобой, Гуннар, – подала голос Гордоксева. – И хотя ты уплываешь пока не так далеко, мы уже сегодня устроим прощальный пир в твою честь, чтобы там, на своей родине, ты не единожды вспомнил Смоленск добрым словом, когда поднесешь к губам пенный рог. Так, дети?
Ингельд был не очень доволен тем, что мать обратилась к нему, как к ребенку, однако и он подошел к Гуннару, пожал ему руку, сказал теплые слова. Даже Асмунд жестом велел подкатить свое кресло к варягу, тоже что-то промолвил. Гуннара отвлекли от княжны бояре: окружив его, говорили добрые слова, похлопывали по плечам его хирдманнов. А Светорада, воспользовавшись тем, что сейчас никому не было до нее дела, осторожно стала отходить туда, где нетерпеливо поджидал ее горбун Овадии.
Во дворе глаза слепило от солнца. День стоял жаркий, и большинство находившихся во дворе людей были одеты в легкую светлую одежду, оттого все вокруг казалось светлым. Светорада, смахнув недавние слезы, улыбалась, отвечая на приветствия людей, однако ни с кем не задерживалась, а торопливо шла за маячившей впереди горбатой фигурой посланца Овадии.
Тот иногда оборачивался, улыбался татуированным лицом и опять семенил куда-то. Вдруг он замешкался, даже как будто сделал предупреждающий знак, а потом свернул к кузнице, откуда слышались бухающие звуки. Еще ничего не поняв, Светорада последовала за ним.
– Что случилось, Гаведдай?
– За нами следят, – отозвался тот, делая вид, что его здесь ничего не интересует, кроме развешанных на стене кузни подков.
Светорада стояла озадаченная, но тут из кузницы вышел кузнец Даг, полуголый, в пропаленном во многих местах кожаном переднике. В руках он нес раскаленный кусок заготовки, который опустил в бочку с водой. Вода зашипела, кузнец стал вытирать ветошью руки и тут заметил стоявшую неподалеку княжну.
– Светорада! – воскликнул он, улыбаясь.
Княжна все еще оглядывалась, не замечая ничего подозрительного. Спросила будто между прочим: как, мол, вчера догуляли, и вдруг, словно вспомнив о чем-то, схватила Дага за руку.
– Скажи, когда ушел с гулянки Стема, и с кем?
Ответ не больно порадовал ее. Оказывается, когда после отъезда Игоря с княжной приятели начали расходиться, Стемка Стрелок отправился проводить Олесю.
Светорада нахмурилась, даже ногой топнула от досады. Она была в плохом настроении, когда из-за угла неожиданно появилась Ольга.
– Что ты все ходишь за мной, что выведываешь! – накинулась на нее княжна: и так нерадостную весть услышала, а тут еще эта…
Ольга растерялась, но лишь на секунду. Потом отвесила поклон, порадовав Светораду, уже привыкшую к тому, что Ольга демонстративно не оказывает ей почтения.
– Разве я имею право следить за тобой, княжна?
– Это и мне интересно. Навела на нашу гулянку Игоря, а теперь крадешься за мной, аки тать в ночи.
От такого обвинения красивое лицо названой дочери Вещего стало белее мела. Особенно оскорбительным было для нее то, что княжна высказала ей упрек при посторонних – в присутствии этого кузнеца и хазарского прислужника.
– Не велика тебе честь, княжна, унижать меня подозрениями, – сквозь зубы проговорила Ольга. Поглядела исподлобья, и взгляд ее светло-серых глаз был таким тяжелым, что княжна невольно отступила, сердясь сама на себя, за то, что теряется перед Ольгой.
– Я буду рада, если ошибаюсь на твой счет, голубушка. – Светорада, вскинула подбородок, глядя на высокую Ольгу. – К тому же и тебе нет чести подглядывать за мной, а потом нестись с доносами к моему жениху. Ведь, как я поняла, у тебя сейчас должны быть иные заботы. Свивальники, к примеру, вышивать да рубашонки детские.
Теперь лицо Ольги из бледного стало пунцовым. Глядя на нее, Светорада торжествовала, что осадила зазнавшуюся девку. Когда же Ольга быстро пошла прочь, княжна уже не сомневалась насчет того, что дева-воин вскоре вынуждена будет сменить воинский пояс с мечом на широкую Рубаху беременной бабы. А вот кто отец ее ребеночка-то? Светорада подозревала, что знает ответ.
Однако какое ей дело до бывшей невесты Игоря? Такие в любой ситуации вывернутся. Ишь, смогла и Олега Вещего к себе расположить, и Вышгород взять в управление. И все же Светораде было не по себе оттого, как напоследок глянула на нее Ольга.
Княжна постаралась выкинуть посторонние мысли из головы и кивнула горбуну – мол, веди. Они миновали медушу и винные погреба, прошли длинный ряд сараев. Сразу за ними находилось отхожее место детинца. Это была невысокая длинная постройка со множеством дверей, за которыми были устроены круглые отверстия для отправления естественных надобностей. За этой постройкой под навесом заборолов детинца оставалось небольшое пространство, не более двух шагов в ширину, однако укромное и неприметное. Запах тут был не самый приятный, зато мало кто мог догадаться, что хазарский царевич именно сюда позвал княжну Светораду.
Он вышел к ней навстречу, едва Гаведдай многозначительно кашлянул. Подал руку и увлек в узкий проход между отхожим местом и мощными брусьями стены детинца.
– Только пусть у прекрасной смоленской княжны не останется впечатления, будто сын кагана Муниша маялся животом перед отъездом и поэтому выбрал место для встречи возле уборной, – начал Овадия, блеснув в улыбке рядом белых зубов под узкой полоской усов.
Светорада невольно хихикнула. Место и впрямь было хоть куда, но ей с Овадией, как всегда, стало весело. Этот хазарин умел ее рассмешить. Даже в минуту расставания.
– Я рискнула своей честью, придя сюда, – молвила княжна, зажав пальцами носик. – Говори, что хочешь мне сказать, Овадия, пока нас не потревожили.
– Мой верный Гаведдай предупредит, если что, – кивнул тот в сторону оставшегося на подходе к отхожему месту горбуна. – Сюда же я тебя вызвал, потому что не могу припомнить в детинце более подходящего места, где нас бы не потревожили.
– Ах, какое подходящее место! Тут воняет, – захныкала княжна, придерживая рукой подол нарядного платья, чтобы не испачкать. Хотя выгребные ямы отхожего места чистили часто, а для устранения запаха вокруг посыпали сухой полынью, запах все равно ощущался.
Овадия перестал улыбаться.
– Мое сердце словно пронзает десятком стрел при мысли, что я уезжаю без тебя, восхитительная Светорада! А ведь я так надеялся увезти тебя с собой в благословенный Итиль! Однако надеюсь, Игорь-князь будет тебе добрым мужем, ты познаешь с ним славу и много радости… Родишь ему много сыновей… А я утешусь мыслью, что ты хоть изредка, находясь на вершине власти, будешь вспоминать обо мне. О том, как много ты значила для меня. Ибо в сердце моем навсегда остается кровоточащая рана, которую не залечат ни время, ни походы, ни другие женщины.