– Что ж, выходит, ты и вправду за меня просила Асмунда? По твоей просьбе он Игоря услал?
Светорада стояла, поглаживая длинную белую гриву своей лошадки.
– Говорила же тебе: глуп ты, Стема, как необожженный горшок. Ну а теперь садись в седло. Пусть волхвы со своего холма увидят наш отъезд да убедятся, что из терема люди действительно на охоту поехали. Можешь даже на буланую братца сесть, чтобы тебя за него приняли.
Стема покосился на длинногривую буланую. Она стояла тихо, понурив голову. Самую смирную подобрал для хворого княжича, украсили ее богато, в алую сбрую с бляшками и колокольцами, но ездить на охоту на такой… Когда они уже въехали в лес, Стеме то и дело приходилось ее погонять, чтобы буланая шла быстрой рысью.
– Ну и увалень ты, Стема! – издевалась над ним Светорада. – Говорю же – горшок. И как только ты в степных дозорах мог с витязями тягаться, когда и буланая твоя еле-еле идет. Да над тобой, небось, даже хазарские кони ржали.
– Не задирай его, княжна! – вступился за Стемку Кудияр, которому тоже захотелось съездить на охоту. – Видела бы ты моего сына на его Пегаше. Любо-дорого поглядеть.
– Ой, держите меня! Стемка-соколик и на Пегаше! Еще бы на корову пегую взгромоздился.
Парень предпочел не отвечать. К тому же загонщики подняли для них целое стадо пятнистых ланей, и приходилось мчаться им наперерез через подлесок, кусты и рытвины. Стеме понадобилось все его мастерство наездника, чтобы управлять буланой да еще и следить за тем, чтобы низко нависающие ветви не задевали, не выбили ненароком из седла. Зато когда стадо ланей выскочило к ним из самой чащи, когда охотники стали метать стрелы, тут уж Стеме не было равных. И хотя отъевшиеся на молодой траве олени были скорыми и увертливыми, стрелы Стемы били без промаха. Светорада только ахала, правда, один раз помешала Стеме выстрелить, когда заметила, что он целится в олененка, мечущегося вокруг убитой матери.
– Он же дитя еще! Как ты можешь!
– Это прежде всего олень. А мясо у него самое нежное и сочное.
– Тебе бы только поесть, – спрыгивая с седла и направляясь к олененку, бросила через плечо княжна.
Стема почувствовал себя пристыженным. Олененок был совсем маленький, сколько у него мяса! Наверное, они с маткой совсем недавно прибились к стаду. А Светка… Ну, просто дитя малое, всякую живность жалеет. Стема и остальные кмети только пересмеивались, наблюдая за тем, как княжна гоняется по поляне за перепуганным олененком, который дичился и убегал от нее, не решаясь, однако, уйти далеко от матери.
В конце концов, на помощь Светораде пришел Кудияр, а уж над воеводой никто не посмел бы насмехаться. И они вдвоем с княжной все-таки поймали олененка. Тот дергался в руках Кудияра, пока не затих, дрожа мелкой дрожью.
– Лапочка моя, – умилялась княжна, поглаживая мальца по крутому лобику. – Маленький, трепетный.
– И зачем он тебе сдался? – спросил Стемид. – Одна морока с ним. Ну и выдумщица же ты, Светка! То рога тебе лосиные подавай, то олененка малого. Что делать с ним будешь?
– Выращу и ручным сделаю. Подрастет немного в детинце, а потом я его в Озерки отправлю.
Озерками называлась большая усадьба смоленских князей – охотничий терем, где они иногда останавливались на несколько недель, когда наступало время большой охоты, когда зверя били не только для пополнения запасов в кладовых детинца, но и ради красного меха. И Стема подумал, что в Озерках, где круглый год жила челядь, следившая за лесным теремом и оберегавшая окрестные охотничьи угодья, олененку действительно будет привольно, а подрастет, его в лес отпустят. Что ж, возможно, Светорада не так уж и не права. Признаваться в этом Стеме не хотелось, вот и ворчал потихоньку: дескать, олененка еще из соски молоком поить придется, а потом от людей отучать. Однако княжну опять поддержал Кудияр.
– Я сам выпестую его, – сказал он неожиданно, и было странно слышать такую мягкую интонацию в голосе сурового воина, побывавшего не в одной сече, пролившего немало крови. – Малюсенький он такой, беззащитный. Вот я его и подниму. Я ведь всю жизнь в войнах провел, единственного сына, и того уже дерзким отроком к себе принял, не ведая, каково такую крошечку от напастей оберегать. Так что и мне порой хочется с малым дитенком понянчиться. Пусть и с олененком.
Кмети недоуменно переглядывались, молодой дружинник Вавила Стемку даже под локоть подтолкнул, хмыкнул: Дескать, чудит твой родитель. Но Стеме было не до смеха. Странное поведение родителя вдруг задело его за живое: с ним, маленьким, никто так не цацкался, пока отец воевал в Дальних пределах. А Светорада по-настоящему растрогалась от слов старого воина, улыбнулась ему ласково.
Стема усмехнулся:
– Ну, Кудияр ладно, он всегда чувствительным был в самый неподходящий момент. Ну а ты, княгиня будущая, чего вдруг корчишь из себя невесть что? Поглядеть со стороны – просто Жива ласковая.
Светорада резко выпрямилась, глянула на него гневно – глаза так и полыхнули золотым пламенем.
– Думаешь, блажь на меня нашла? Думаешь, мне доброта сердечная недоступна?
Стема смотрел с насмешкой.
– Ну, чтобы покрасоваться, ты и мавкой, благодетельницей живого прикинуться можешь. А покрасоваться – для тебя первое дело.
Светорада повернулась к Кудияру. Сказала, что раз они набили столько дичи, то наверняка долго еще тут провозятся. Вот она и желает пройтись по лесу, но чтобы рында сопровождал и охранял ее!
Едва они вдвоем исчезли в зарослях, Вавила заметил Кудияру:
– А княжна-то наша Стеме проходу не дает.
– Он телохранитель ее, – ответил Кудияр.
– Вот-вот – телохранитель. Охраняет тело, значит. И какое тело! Не захотелось бы ему, как некогда, тела того…
И резко умолк, встретив тяжелый взгляд воеводы.
– Думай, что говоришь, парень.
Оглядел всех, насупив брови. Но тут притихший было у его ног олененок, почуяв, что его не удерживают, скакнул в ближайшие заросли. Это отвлекло всех. И несколько минут ватага смоленских дружинников носилась за беглецом, круша подлесок, гикая, пока не поймали все-таки. Даже обрадовались, что не сбежал.
А Светорада уводила Стему все дальше в искрящийся от потоков солнечного света лес. Стемка шел медленно: то слушал крик иволги в ветвях, то замысловатую корягу разглядывал, то дивился ясной светлости березового лесочка на склоне. Светорада нетерпеливо оглядывалась на него. Ничего, думал Стемка, подождет. Здесь, когда они только вдвоем, он мог позволить себе не играть роль прилежного рынды при дочери князя, а вести себя с ней так, как в детстве, когда маленькая княжна Светорада вынуждена была считаться с ним и уступать. В такие минуты Стема чувствовал свою власть над ней. Светка потом отыграется каким-нибудь показным капризом или строгим приказанием. На то она и Светка, хитрющая лисичка: всем она кажется только забавной и пригожей, но на самом деле хитра и зубки острые показать может. Ишь, Светлая Радость смоленская… Чаровница. Но ведь и впрямь чаровница! И он вынужден был признать, что ему нравится идти с ней вместе через чащу. Даже несмотря на то, что она дуется на него. Ведь знает, что правду ей сказал! Милую деву из себя корчит, а сама ни на миг не забывает, какого роду-племени. Вырядилась на охоту, будто на праздник. Золоченые серьги и браслеты позвякивают, как колокольчик на забредшей в лес козе – за версту, небось, слышно. Подол ее легкого платья богато расшит, и, когда Светорада переступает через поваленные бревна или взбирается на пригорок, она поднимает его, открывая ладные стройные ножки. Стема поймал себя на мысли, что взгляд от ножек княжны оторвать не может. Он заставил себя отвернуться, даже насвистывать стал.