– А ну отгоним этих ос!
И заорал, вскинув руку с мечом, побежал на ромеев. «Вот отчаянная голова!» – подумал Стема. Ромеи, видимо, подумали то же самое. Ибо когда на них кинулся этот великан с разрисованной рожей и копной разметавшихся светлых волос, а за ним целая ватага орущих диких скифов, они перестали стрелять и бросились наутек. Скафти только возле следующей башни удалось скрестить с кем– то из ромеев меч, зазвенело железо.
Понимая, что у него больше нет времени наблюдать, Стема стал спускаться туда, где мерянин Кима и Орм с другими «рысятами» спешно укладывали баррикаду. Врываясь в открытые двери брошенных домов, они вытаскивали все, что попадалось под руку: лари, скамейки, столы. Кима вон и бабу какую– то приволок. Вернее, он тащил из дома кресло, а баба тащилась следом и вопила, вцепившись в ножку кресла. Отпустила лишь после того, как мерянин замахнулся на нее кулаком, и пригнулась, ожидая удара. Но рус бить не стал, лишь дал ей пинка, и она с причитаниями побежала прочь.
Баррикада у них выходила не абы какая, но все равно ее оказалось достаточно, чтобы укрыться за ней. И как раз вовремя: в конце улицы, у поворота, где темнели открытые двери церкви, куда сбегались ромеи, появился отряд закованных в броню эскувиторов. Гвардейцы шли ровным строем, у передних щит к щиту, налобники шлемов опущены до глаз.
Стема велел стрелять, целясь над щитами, в лица и глаза. Нескольких и впрямь уложили, но остальные продолжали идти уверенно, по– прежнему прикрывшись щитами и выставив вперед пики. Вот они совсем близко, баррикада вряд ли задержит их надолго, сомнут.
Стема сплюнул, поправил на голове рысью пасть и выхватил меч.
– Значит, так, – обратился он к тем, кто был рядом. – Метнем сулицы – и на прорыв. Метать по моей команде. Это их остановит на время, и тогда пойдем мы.
Град острых каленых копий забарабанил по шлемам и доспехам эскувиторов. Сдержал. И тут же русы стремительно кинулись навстречу противнику. Страшный миг, но ромеи, если и успели заслониться щитами, то ряд выставленных пик все же получился у них неровный. Вот и вышло, что русы наскочили на них; кто– то налетел на вскинутое острие и, со стоном упав, опустил собственным телом копье к земле. Стема мечом отвел в сторону острие копья, ударом отбил другое и протиснулся, упершись щит в щит, к эскувитору. Рядом пыхтел Орм, наседая щитом на другого ромея. И когда ведь успел тут оказаться? Но размышлять не было времени. Одна стена щитов упиралась в другую, сзади теснили свои же. Где– то за спиной Стема различил воинственный рев Ингельда. Только Ингельд мог так орать, пугая любого, кто вставал на его пути. Значит, и он со своими людьми уже тут. Это хорошо, это подмога, да только как тут выдержать, если и ромеи, и свои напирают? Сдавливают до хруста в костях с обеих сторон.
Все щиты выстроившихся эскувиторов, соприкасаясь краями, составляли одно целое. Сжатый со всех сторон Стема видел прямо перед собой лицо незнакомого ромея, даже слышал его натужное дыхание. Его так сдавили, что хоть кричи, но ведь не закричишь в этой толчее. А если оступишься, потеряешь равновесие, вмиг затопчут… Стема заметил, как из– за его плеча протянулась чья– то рука с мечом, ударила эскувитора прямо в глаза. Брызнувшая кровь долетела до лица Стемы. Он видел, как мертвое тело незнакомого воина еще какое– то время покачивалось стоймя, зажатое другими, потом осело на землю. Вроде бы открылся проход в окованной стене щитов, но ромеи хорошо обучены, тут же брешь закрыл своим щитом кто– то из выступивших из второго ряда воинов. Стема почувствовал, как его обожгло сбоку острие чужого оружия. Скверно. Умирать ему не хотелось, и он, высвободив руку, ударил противника в лицо. Стал заваливаться еще один из эскувиторов, опять появилась брешь, новый щит не успел втиснуться, когда Стему почти вдавили в образовавшееся пространство. Он отчаянно забарабанил по шлемам оказавшихся вокруг него эскувиторов, кого– то задел по шее. Но строй переднего ряда ромеев уже был смят, русы пробились сквозь их оцепление, кололи в ноги, кто– то с ревом поддал под низ окованного щита, верхним краем выбив зубы державшего его бойца. Тот пошатнулся, упал. По нему уже топтались, наступали. А тут еще и сверху, со стены, били стрелы, эскувиторы смешались, передние попытались отступить, задние побежали. Стема сам не заметил, когда стал кричать – яростно, победно, радостно! Прорвались! Уходят золотопанцирники! Бей, догоняй, рази!
Когда добежали до церкви, где за закрытыми дверями успели схорониться горожане, отступающие эскувиторы уже давно забыли про строй и бой распался на отдельные поединки. Вокруг лежали трупы ромейских воинов и русов, лязгало железо, слышались крики. Но постепенно стало спокойнее. Эскувиторы отступили, и до самого поворота улица была свободна.
Стема оглянулся и увидел, как через парапет захваченного «рысятами» участка стены взбираются все новые русы. Ромеи, попробовав было наступать на них от боковых башен, побежали. Наседавшие на схолариев люди Скафти захватили еще одну башню. А из– за стены появился черный дым, словно там, вдали, загорелось море. А свои ли суда или те, что в портах, отсюда и не поймешь. Главное, что тут весь участок города у них в руках.
Сами того не зная, русы оказались у церкви Святой Пульхерии, что подле рынка рабов. Невольники, запертые в сараях, расположенных вдоль рынка, орали и бились изнутри. Русы посбивали замки, и из сараев выбежали перепуганные полуголые люди: женщины, мужчины, дети. Сперва вопили, потом, поняв, что их не тронут, стали разбредаться. Какой– то старик набрал воды из пасти каменного льва, начал подносить отдыхавшим после схватки русам. Стема же пил прямо из оскаленной пасти льва, потом погладил того по лбу, словно благодарил. Надолго ли наступила передышка? Он оглядел порез у себя на боку. Пустяк, скользнуло, распоров куртку и лишь слегка разрезав кожу. Стема пошел посмотреть, как дела у Орма. Оказалось, молодому варягу в давке вывихнули руку. Руку ему вправили быстро и умело, но Стема отослал парня назад, под защиту стены. Сам же прикидывал, как скоро появятся новые отряды ромеев. Но пока те не очень– то спешили. И Стема устало опустился на ступеньки церкви. Оттуда доносилось многоголосое пение. Молят своего Бога. Пусть. Были бы там воины, воспользовались, чтобы наскочить.
И еще Стема заметил, что уже рассвело. Мать честная, сколько же они тут возились?
Рядом возник Ингельд. Он еще не отошел от горячки боя, рвался продолжать.
– Чего ждем? Пока не возьмем Палатий и не вытащим их базилевса за бороду – мы еще не победили.
Но Скафти предлагал иное. Притащив какого– то из освобожденных рабов, стал говорить, что тот, мол, сказал, будто бы в соседнем квартале находится некая Карвунария – рынок топлива. Если его подпалить, то ветер погонит огонь дальше, ромеям будет уже не до сопротивления: самим бы не погореть. А ромеи жадные, они за свое наверняка откупиться захотят, а там и мира запросят.
Хорошая мысль – устроить тут пожар, но отчего– то пока рука не поднимается. Стема невольно поглядел вверх, где за рядами крыш высились огромные арки акведука Валенты, а вокруг золоченые купола, башенки, изваяния на столбах. Жалко губить такую красу. Но что делать? У ромеев достаточно войск в городе, скоро опять пойдут в наступление, много русов положат. Стема не понимал, отчего и Скафти, и Ингельд так смотрят на него. Хотят, чтобы он приказал? Ждут его решения? Ладно, пусть подождут. Успеют еще повоевать, пожечь и пустить ромейскую кровь. Стема вдруг понял, что не горит желанием спешно вступать в новые схватки по вполне объяснимой причине: ему хотелось выжить, хотелось встретиться со Светорадой. Он чувствовал, что она рядом, он жаждал получить назад свою жену!