У нее ослабели ноги. Захотелось тут же убежать отсюда, но она не двигалась, даже прислонилась спиной к стене кафизмы. Брат императора Византии! Его соправитель и наследник! Самбазилевс Александр Македонянин, о котором молятся все ромеи империи!
Он с довольным видом выслушивал похвалы и восторженные отзывы, оглядывал всех и улыбался такой знакомой беспечной улыбкой. На миг его взгляд скользнул по Светораде, потом перешел на кого– то иного. Светорада смотрела на него, не смея дышать. Ей было страшно. Что, если он узнает ее? И что, если не узнает?..
Но вот его удивительно светлые глаза опять задержались на ней и… остановились. Он смотрел на Светораду, и его темные брови удивленно ползли к мокрым завиткам волос, прилипшим ко лбу. Улыбка застыла.
Все. Продолжая глядеть в эти светлые небесно– голубые глаза, Светорада стала уплывать куда– то. Звуки слились в единый гул, свет и тени закружились, и она лишилась чувств, осев на мраморный пол у стены.
Ее привел в себя неприятный запах, от которого она чуть не задохнулась и закашлялась. У ее лица кто– то держал дымящуюся эссенцию с обжигающим запахом. Светорада отвела руку с резким составом, повернулась на бок и застонала. А потом различила голос Ипатия:
– Она очнулась. Все, достаточно, Варда. Ты можешь быть свободен. И… спасибо, что помог принести ее сюда.
Княжна открыла глаза и приподнялась.
Оказалось, что она лежит в каких– то затемненных роскошных покоях, подле нее сидит, все еще держа смесь с резким запахом, ее враг Варда, а за его спиной стоят с озабоченными лицами Ипатий и Зенон.
– Где я?
Мысли еще были путаными, но все равно оставалось ощущение, что случилось нечто важное. Нечто невероятно важное и неожиданное. И еще Варда рядом. От осознания этого появилось неприятное раздражающее чувство.
Светорада видела, как Варда поднялся, видела его замкнутое лицо под золоченым ободом шлема, нахмуренные брови. На Светораду он теперь не смотрел, вышел, затворив за собой тяжелую дверь. Очень красивую дверь – позолота, мозаика из ценных пород дерева, даже самоцветные каменья.
– Где я? – вновь спросила Светорада, оглядывая роскошный полутемный покой, едва освещенный лучами солнца, проникающими из– за портьер на высоком окне.
– Ты в Кариане. Это личные покои Зенона.
Светорада вспомнила, что Кариан – один из дворцов Большого Палатия. Значит, она в Палатии? И вмиг все вспомнила. И кафизму, и ласково взиравшего на нее Льва, а главное… Главное, она поняла, что влюбилась в его беспутного брата, кесаря Александра. И он об этом знает. Не мог не понять по ее лицу, если, конечно, не догадался об этом раньше, когда она льнула к нему на морском берегу, пока он однажды не перестал приходить на их тайные свидания… Понятно теперь, отчего перестал. Кесарь империи не был волен в своих поступках, его могли увлечь иные дела. Разумеется, он видел, как она лишилась чувств, едва узнав, кто он на самом деле. Раньше он скрывал это. «Пусть мы останемся друг для друга стихиями, – говорил ее Тритон у моря. – Ветром, волной, небом, морем и… страстью».
Княжна попробовала приподняться, провела рукой по лицу. О Боже правый… боги! Она тупо смотрела перед собой, не зная, как ей быть. Как?.. Разве он не сказал ей ранее: «Ветер, волна, страсть…» И все. Ясно же, что с его вершин не спускаются до нагих наяд, так щедро и безрассудно отдающих свое тело.
Препозит Зенон, стоявший подле нее, что– то говорил Ипатию. Светорада заставила себя вслушаться. Оказывается, сейчас он был больше препозитом, чем братом, и, несмотря на просьбы Ипатия оставить их одних, настаивал, чтобы Ксантия шла выполнять поручение базилевса: давать разъяснения поварам насчет блюда, которое наисветлейший пожелал испробовать на сегодняшнем пиру.
– Разве ты не понял, что от нее будет мало толку, пока она не почувствует себя лучше? – резко прервал Зенона Ипатий. – Жара, шум, волнения. Немудрено, что бедняжка лишилась чувств. Ей надо передохнуть. Оставь же нас. Нам надо переговорить со Светорадой.
Полное лицо Зенона застыло, он смотрел на брата почти гневно. Наконец чуть заметно кивнул.
– Только недолго. Я пришлю за ней.
Опять открылась и закрылась роскошная дверь. Светорада осталась вдвоем с Ипатием. И если раньше княжна рядом с ним чувствовала себя защищенной, то сейчас она испытывала неловкость. Откинувшись на высокое изголовье ложа, она старалась не смотреть на него.
– Светорада, – позвал он, подсаживаясь на край ложа. – Светорада, взгляни на меня.
Она исполнила это через силу. Лицо Ипатия было бледным, он сутулился, его руки бессильно лежали на коленях, но глаза остро блестели.
– Ты понимаешь, пока я с тобой, ты еще в безопасности? И если ты сейчас уйдешь со мной… если позволишь увести тебя из Палатия…
– Ты решишься меня увести?
Взгляд его стал еще более острым, потом он опустил веки. И застонал.
– Моя маленькая Янтарная княжна… Моя любовь, моя невеста… Ты еще не знаешь, что, каковы бы ни были обычаи в Византии, каковыми бы ни были понятия чести и добродетели обычных людей, в Большом Палатии подчиняются совсем иным законам. Недаром я избегал проводить тут свое время, чтобы не касаться всего этого… чтобы не замараться. И я страшусь того, что приказано наивысочайшим. Я не хочу оставлять тебя тут. Даже несмотря на волю императора Льва Мудрого…
– Но базилевс повелел. Что мы можем сделать?
– Мы? Значит, для тебя еще существуем «мы»?
Его голос вдруг ослабел, словно из Ипатия стали уходить силы. Светораде даже стало жалко его. Но она старалась сохранять невозмутимость.
– А что изменилось, Ипатий? Я выполню наказ базилевса, попытаюсь выслужиться в Палатии и, возможно, добьюсь того, чего ты так хотел: получу разрешение на твой развод с Хионией, чтобы мы смогли наконец предстать перед алтарем.
Он крепко сжал кулаки и уперся в них лбом. Крупно задрожал.
– Если ты останешься… Мы… нас уже никогда не будет.
– Вот так? Твои понятия о добропорядочности до странности переменчивы. Или ты забыл, что твоя любовь не пошатнулась, даже когда я была выставлена на рынке рабов? Тогда я для тебя все еще оставалась золотой княжной. Ты поднял меня и приблизил. А ведь ты не можешь не знать, через что проходят невольницы.
Он вздохнул, невидящим взором смотрел перед собой.
– Княжна моя… ты всегда была для меня княжной, моей прекрасной мечтой, моей избранницей. С тобой я познал истинное счастье. И обвенчаны мы или нет – ты уже стала моей семьей. Я гордился тобой, я уважал тебя. Видел, что мое отношение к тебе сделало тебя уважаемой в глазах многих. Поэтому я добился встречи с латинскими священнослужителями, поклонился им и объяснил ситуацию с моим браком с Хионией. Я не говорил тебе об этом, хотел сообщить чуть позже, когда смогу объявить себя свободным и достойно просить твоей руки. И вот теперь… Зенон сказал мне, как на тебя смотрел Лев… и его брат Александр. И если ты останешься в Палатии… Пойми, все эти разговоры о твоем умении разнообразить блюда императорского двора только предлог. Ибо женщина, которую оставляют здесь без ее покровителя, предназначена для кое– чего иного. И если ты поступишь так, как от тебя ждут… Если достанешься иному мужчине… Я не уверен, что сочту тебя достойной носить имя Малеил. Это мои принципы, я не могу ими поступиться. Ты мне нужна вся, полностью, и я не желаю с кем– то делить тебя… подбирая остатки с чужого пиршества!