Светорада молчала. Но в ее блестящих янтарных глазах Александру почудилась насмешка. И это обозлило его еще больше.
– Ты считаешь, что выиграла, Ксантия? Но теперь у нас патриархом Евфимий, который никогда не даст разрешения на наш союз. Он ненавидит меня.
– Но ведь Софью Дуку уже услали, – спокойно заметила Светорада. – Твой духовник Николай плел интриги ради Дуки, до тебя ему не было дела. И вот теперь, когда заговор Николая Мистика раскрыт, надо возблагодарить Бога за то, что тебя из– за твоей дружбы с прежним патриархом и Константином Дукой не причислили к заговорщикам.
Какой спокойный у нее голос! Казалось, ее больше волнует то, как удержать у горла раздуваемый ветром плащ, чем каяться перед кесарем. И она еще намекает, что и его, брата базилевса, могли в чем– то обвинить!
– Мне ничего не грозит, – сухо отрезал Александр. – А вот ты… Я уже не знаю, хочется ли мне сочетаться браком с такой интриганкой, как ты. И вообще…
Он приблизился почти вплотную и выдохнул ей прямо в лицо:
– Видеть тебя не желаю!
Княжна сохраняла спокойствие и с достоинством смотрела на него. Александру хотелось, чтобы Светорада кинулась к нему, чтобы умоляла, но она молчала. И это злило его. Где та светозарная молодая женщина, которая, словно преданная собака, заглядывала ему в глаза и так радовалась их встречам?
– Ты слишком высокого мнения о себе, Янтарная моя. Но ты еще не поняла, насколько зависишь от меня. Знай же, что я сегодня же покину Палатий, перееду со своими людьми во Влахернский дворец, но тебя с собой не позову!
Он резко повернулся и пошел прочь. Светорада смотрела ему вслед. Ей было только грустно. А ведь она еще недавно так любила его! Но они все более удалялись друг от друга, и она не знала, что теперь с ней будет.
То, что Александр покинул свою возлюбленную, очень скоро стало известно в Палатии. И княжна ощутила, как сразу изменилось отношение к ней. Ее больше не вызывали на приемы, ей отказывали в оплате слуг, ее штат стал распадаться. То один, то другой из ее китонитов отказывался от службы, а однажды и Прокопия сообщила, что уезжает. Стараясь не глядеть в глаза Янтарной, она объяснила, что тот факт, что она покидает госпожу именно сейчас, простое совпадение. И тут же оговорилась, сообщив о недовольстве Агира, которому неприятно, что Прокопия находится в услужении у женщины с неопределенным положением. Он купил для Прокопии небольшое имение вблизи столицы, и она переберется туда, а когда пройдет срок траура проэдра, они поженятся. Ведь дети Агира уже взрослые, а после смерти супруги он так одинок…
Но одинокой чувствовала себя прежде всего Светорада. И беззащитной. Ранее она думала, что за оказанные услуги ее наградят, но вместо этого княжну даже попросили освободить покои в Дафне. Самона лично пришел сообщить ей об этом, заявив, что он давно имеет виды на это помещение и теперь, когда Лев так доволен его услугами, а кесарь перебрался во Влахернский дворец, паракимомену позволено обосноваться в Дафне.
– А как же я? – испуганно спросила Светорада.
– О, я дам вам время до начала марта, чтобы вы решили, куда переедете. Если хотите, можете получить положенную ругу и жить в Священном Дворце, правда, вам надлежит определить, кому вы станете служить.
Светорада какое– то время размышляла.
– У меня есть достаточно драгоценностей, так что я могу их продать и купить себе дом в столице.
Лицо Самоны стало отчужденным.
– Если вы имеете в виду подарки кесаря, то знайте: пока вы не стали его женой, они являются имуществом казны.
У нее остались только подарки Ипатия. Их бы вполне хватило, чтобы внести взнос в какой– либо из монастырей, но Светорада ни за что не хотела вести жизнь затворницы. Тогда она решилась добиться аудиенции у августы. Ей это позволили, но Зоя считала, что уже достаточно помогла Ксантии, избавив ее от Софьи Дуки, и все, что она может сделать для нее, это пристроить Янтарную в услужение какой– нибудь знатной матроне. При этом глаза Зои довольно поблескивали.
Княжна совсем пала духом. Еще недавно царедворцы расступались перед ней и кланялись, стоило ей выйти в Онопод, [120] а сейчас на нее смотрели с откровенным злорадством, к ней поворачивались спиной, а один раз она услышала, как мужчины обсуждали, кто теперь возьмет ее на содержание как любовницу.
Как– то ее остановил по дороге из церкви молодой Иоанн Куркуас.
– Кесарь зовет меня в свое окружение во Влахернский дворец, – сообщил этот учтивый патрикий, так любивший читать ей ранее античные стихи. – Думаю, я переберусь туда, ибо в Палатии стало совсем невыносимо из– за нового патриарха. Он всех судит, он запретил увеселения, словно уже настало время поста. Он не желает слышать о пирах и музыке, велел разогнать всех шутов и комедианток. Скоро наш веселый Палатий вообще уподобится монастырю. Вот я и подумал… Знаете, милая Ксантия, может, я смогу перед отъездом что– нибудь сделать для вас?
Это были добрые слова, если бы при этом глаза молодого царедворца не поблескивали так маслянисто, а на его устах не появилась двусмысленная улыбка. Помедлив, он протянул руку и слегка поиграл ее длинной янтарной сережкой. Светорада отвела его руку, но он только негромко засмеялся.
– О, не стоит дичиться меня. Я вам друг и хочу помочь. Если мы договоримся… – Он снова сделал паузу и посмотрел на нее с плотоядной усмешкой. – Ведь вам сейчас как никогда нужен покровитель.
Светорада чуть вскинула подбородок.
– Отправляйтесь– ка во Влахерны, друг мой. Возможно, и я скоро туда приеду. А при встрече с кесарем я не забуду упомянуть о том, как вы были добры ко мне.
Лицо Иоанна сразу посерьезнело. Он отвесил поклон и быстро удалился. Светорада подумала, что, может, еще и впрямь не все потеряно в ее отношениях с Александром? Но сама она пока не чувствовала желания кидаться в его объятия.
Тем вечером в ее покое было совсем тихо. Слуг почти не осталось, большую часть мебели тоже вынесли. Весна была на подходе, и в Дафне уже вовсю хозяйничали китониты всесильного Самоны.
Подле Светорады осталась одна Дорофея. Расчесывая перед сном ее волосы, она сказала со вздохом:
– Я вызнала, что Ипатий с Глебом почти безвыездно живут в Мартинакийской обители, наш дом пустует, вот и подумала податься туда. Я ведь родственница Ипатия Малеила и имею право там жить. И вас, деточка, могу поселить с собой на какое– то время. Ипатий добр, он не откажет. А там, возможно, вы тоже захотите принять постриг в какой– нибудь из уважаемых обителей Константинополя. Вам ведь теперь ничего больше не остается.
– А если я… – Светорада судорожно сглотнула. – Если я паду в ноги Ипатию и попрошу прощения?
– Не знаю, не знаю, – вздохнула Дорофея. – Но лучше поговорите обо всем с Зеноном. Он чаще общается с Ипатием.