В ее голосе нет никакого расстройства. Так можно рассказывать о друге на каникулах.
Скэнлон чувствует ее взгляд на себе, но не отводит глаз от экрана.
— А Фишер, что с ним случилось?
Краем глаза: она напрягается, но в результате лишь пожимает плечами.
— Кто знает? Может, его Арчи съел.
— Арчи?
— Арчи Зубастый.
Скэнлону незнакомо это имя, в файлах его нет, насколько он помнит. Он размышляет, но решает не переспрашивать.
— А трупный датчик Фишера хоть сработал?
— У него такого не было. Бездна может убить тебя сотней разных способов, Скэнлон. И не оставляет следов.
— Я… Я прошу прощения, если расстроил тебя, Лени.
Уголок ее рта едва заметно дергается.
И он не врет. Хотя это и не его вина. Ему так хочется сказать: «Это не я сделал тебя такой. Не я превратил тебя в мусор, в кого-то другого. Я пришел потом и нашел тебе применение. Дал цель, причем гораздо большую, чем ты когда-либо имела. Разве это так плохо?»
Но Ив не решается спросить вслух, а потому уходит. И когда Кларк на мгновение прикасается пальцем к экрану, где светится точка Актона, он притворяется, что ничего не заметил.
* * *
ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 260850:1352
Недавно у меня был интересный разговор с Лени Кларк. Хотя она ничего не признала — у нее очень хорошие методы защиты, и она прекрасно прячет свои чувства от посторонних, — мне кажется, у нее с Карлом Актоном была сексуальная связь. Это обнадеживающее открытие, поскольку в моих оригинальных прогнозах было прописано, что такие отношения между ними непременно возникнут (у Кларк довольно богатая история взаимоотношений с лицами, страдающими синдромом эпизодического нарушения контроля). И это прибавляет эмпирической уверенности другим прогнозам, связанным с предсказаниями поведения рифтеров.
Также я выяснил, что Карл Актон не просто исчез, а погиб при извержении гейзера. Я не знаю, что он там делал — на этот счет я продолжаю расследование, — но само его поведение кажется в лучшем случае глупым, а то и откровенно суицидальным. Самоубийство не соответствует его профилям согласно ДСМ [33] и методу выборки переживаний которые были вполне точными, когда составлялись впервые. Следовательно, подобное поведение подразумевает, что с Актоном произошло базовое изменение личности. И это вполне вписывается в сценарий зависимости от травматического опыта. Тем не менее нельзя исключить и возможность органического поражения мозга. Мой поиск в медицинских записях не выявил каких-либо травм головы, но там есть информация только о живых участниках программы. Возможно, Актон был… другим…
О. Я выяснил, кто такой Арчи Зубастый. И не в личных делах рифтеров. В библиотеке. Architeuthis [34] гигантский кальмар.
А я-то думал, она шутит.
В такие времена кажется, что мир был черным всегда.
Это, конечно, не так. Джоэл Кита замечает оттенок рассеянного голубого цвета в верхнем иллюминаторе буквально десять минут назад, перед тем как они проваливаются сквозь глубинный рассеивающий слой; ему говорили, что теперь тот изрядно истончал, но все равно впечатлял. Светящиеся сифонофоры и рыбы-фонари, да и не только они. Все равно красиво.
Но он остался в тысяче метров над головой. Тут же нет ничего, кроме тонкой вертикальной черты кабеля от передатчика «Биб». Скаф с легкой руки Джоэла лениво вертится, носовые струи рассекают воду уходящим вниз штопором. Линия передатчика появляется перед главным иллюминатором примерно каждые тридцать секунд, отсчитывая время. Яркая и прямая в непроглядной тьме.
А кроме нее, ничего. Чернота.
Маленький монстр стукается о борт. Игольчатые зубы такие длинные, что пасть не закрывается, тело, как у угря, усеянное светящимися фотофорами, — пятнадцать, двадцать сантиметров максимум. Он настолько маленький, что даже не издает звука при ударе, а потом исчезает, по спирали уходя вверх.
— Рыба-гадюка, — говорит Джарвис.
Джоэл оглядывается на пассажира, сгорбившегося рядом с ним, чтобы насладиться тем, что в шутку можно было назвать «видом». Джарвис работает каким-то там клеточным физиологом в университете Вашингтона/Рэнд, и здесь он, чтобы забрать таинственный пакет в обыкновенной коричневой бумаге.
— Много таких видел? — спрашивает он.
Джоэл отрицательно качает головой:
— Не так глубоко. Это довольно необычно.
— Ну, вся эта территория необычная. Вот почему я здесь.
Кита проверяет тактические данные, подправляет транцевую плиту.
— Рыбы-гадюки не должны вырастать больше той, которую ты только что видел, — замечает Джарвис. — Но где-то в 1930-х годах парень по фамилии Биб, в его честь назвали эту станцию… В общем, он клялся, что видел одну длиной больше двух метров.
Джоэл недоверчиво мычит:
— Не знал, что тогда люди спускались на такую глубину.
— Ну да, они только начали. И все думали, что глубоководные рыбы — это вот такие крохотные карлики, поскольку ничего другого в сети не попадалось. Но потом Биб видит огромную распоротую рыбу-гадюку, и люди начинают думать: эй, а может, мы ловим маленьких только потому, что большие обгоняют траулеры? Может, глубокий океан на самом деле кишит гигантскими монстрами?
— Не кишит, — отвечает Джоэл. — По крайней мере, я их не видел.
— Да, так думает большинство людей. Время от времени на берег выбрасывает что-нибудь очень странное. Ну и, разумеется, есть Мегарот. И совершенно заурядный гигантский кальмар.
— Они так глубоко не заходят. Могу поспорить, что и остальные гиганты тоже. Еды мало.
— Если не считать источников.
— Если не считать источников.
— На самом деле, — поправляет его Джарвис, — если не считать вот этого источника.
Линия передатчика проносится мимо молчаливым метрономом.
— Ага, — через какое-то время говорит Джоэл. — А почему так?
— Мы до сих пор не уверены. И работаем над проблемой. Я именно ею сейчас и занимаюсь. Собираюсь упаковать одного из этих чешуйчатых монстров.
— Ты шутишь. Как? Забьем до смерти скафом?