В его рассуждениях не было вампирской неясности, не было многомерных черных ящиков, при виде которых человек пожимает плечами и сдается. Мы не могли найти изъяна в рассуждениях Сарасти, его логика оставалась безупречной, а у нас не было оправдания. От этого мне только хуже становилось. Остальные — знаю — предпочли бы положиться на его слово.
Но Сарасти выдвинул альтернативу освобождению пленников. Очевидно, он считал такой вариант более безопасным. По крайней мере, это умозаключение приходилось принимать на веру, так как по разумным меркам его вариант граничил с самоубийством.
Теперь «Тезей» рожал при помощи кесарева. Нынешний выводок оказался слишком велик, чтобы протолкнуться через канал на конце хребта. Корабль выпрастывал его, точно при запоре, прямо в трюм: чудовищные, огромные туши, ощетинившиеся дулами и антеннами. Каждая втрое-вчетверо выше меня ростом, пара массивных кубов цвета ржавчины, сплошь покрытых рельефом. До высадки большую часть их, конечно, скроет броня. Ленты кабелей и труб, магазины с боеприпасами и акульи зубы теплорадиаторов — все исчезнет под ровным зеркальным покрытием. Лишь немногие достопримечательности поднимутся островами над идеальной гладью: порты связи, маневровые дюзы, прицельные антенны. И орудийные дула, конечно. Каждый робот мог полудюжиной пастей изрыгать огнь и серу.
Но покамест они были не более чем гигантскими механическими эмбрионами, недоносками. В жестоком белом сиянии трюмных прожекторов их углы и грани складывались в контрастную мозаику светотеней.
Я отвернулся от иллюминатора.
— Это здорово подорвет наши запасы субстрата.
— С защитным покрытием корпуса было хуже. — Бейтс следила за строительством по выделенному плоскому экрану, встроенному прямо в переборку фабрикатора. Практиковалась, вероятно; мы потеряем связь с накладками, как только сменим орбиту. — Но ты прав. Возможно, скоро нам придется поживиться одной из местных каменюк.
— Хм. — Я снова заглянул в трюм. — Думаешь, придется?
— Неважно, что я думаю. Ты умный парень, Сири, сам не догадаешься?
— Для меня важно. А значит, важно и для Земли.
Да, это имело бы значение, если бы Земля командовала нами. Как глубоко ни вляпайся в систему, определенные слои подтекста всегда остаются различимы.
Я сменил галс.
— Тогда как насчет Сарасти и Капитана? Есть мысли?
— Обычно ты работаешь аккуратнее.
Тоже правда.
— Просто… помнишь, Сьюзен поймала Растрепу и Колобка, когда те перестукивались, да?
От кличек Бейтс передернуло.
— И?
— Ну довольно странно, что «Тезей» не застукал их первым. Считается, что квантовые компьютеры мастерски распознают образы.
— Сарасти отключил квантовые модули. С того момента, как мы вышли на орбиту, борт функционирует в классическом режиме.
— Почему?
— Электромагнитный шум. Слишком велик риск декогеренции. [71] Квантовый компьютер — штука капризная.
— Но борт ведь экранирован. «Тезей» экранирован.
Бейтс кивнула.
— Насколько возможно. Но идеальная защита — это идеальные шоры, а мы не в том положении, когда хочется замазывать себе глаза.
Вообще-то именно в том. Но смысл в ее словах был.
И не один, только второй она не высказала вслух: А ты это упустил. То, что болталось в КонСенсусе на всеобщем обозрении. А вроде первосортный синтет.
— Сарасти, наверное, знает что делает, — признал я, очень хорошо понимая, что вампир может подслушивать. — Пока он, насколько мы знаем, не ошибался.
— Насколько мы знаем, — заметила Бейтс.
— Если можешь поправить вампира — то он тебе не нужен, — вспомнил я.
Она слабо усмехнулась.
— Исаак был хорошим человеком. Но пиару не всегда стоит верить.
— И ты не купилась? — спросил я, но Бейтс уже решила, что слишком распустила язык. Я забросил крючок, наживив его выверенной смесью почтения и недоверия: — Сарасти знал, где мы найдем болтунов. Вычислил с точностью до метра, в таком-то лабиринте.
— Да, полагаю, сверхчеловеческий интеллект мог бы достичь подобного, — признала она, подумав, насколько же я, блин, туп, не верится просто.
— Что? — переспросил я. Бейтс пожала плечами.
— А может, он просто догадался, что раз «Роршах» выращивает собственную команду, нас с каждым разом будет встречать все больше болтунов. Где бы мы ни высадились.
Мое молчание перебил писк КонСенсуса.
— Орбитальный маневр через пять минут, — объявил Сарасти. — Накладки и беспроводные наращения отключаются через девяносто. Конец.
Бейтс отключила дисплей.
— Я пережду маневр в рубке. Иллюзия контроля, все такое. А ты?
— В палатке, пожалуй.
Она кивнула, изготовилась к прыжку, поколебалась.
— Кстати, — заметила она, — да.
— Извини?
— Ты спрашивал, считаю ли я необходимым усиление вооружения. В данный момент, я полагаю, нам пригодится любая возможная защита.
— Так ты считаешь, что «Роршах» может…
— Эй — один раз он меня уже убил.
Она говорила не об излучении.
Я осторожно кивнул.
— Это, должно быть…
— Ни на что не похоже. Ты даже представить не можешь, — Бейтс аж задохнулась, перевела дыхание.
— Хотя тебе и не надо, — добавила она и уплыла вверх по хребту.
* * *
Каннингем с Бандой в медотсеке, но на расстоянии тридцати градусов дуги. Каждый ковырял пленников на свой манер. Сьюзен Джеймс равнодушно тыкала пальцами в нарисованную на столе клавиатуру. В окнах по сторонам парили Колобок и Растрепа.
По мере того, как лингвист печатала, по столу бежали штампованные фигурки: круги, трискели, четыре параллельные черты. Некоторые пульсировали, будто геометрические сердечки. Растрепа в своем далеком вольере протянул слабеющее щупальце и напечатал что-то в ответ.
— Есть результаты?
Она со вздохом покачала головой.
— Я оставила попытки понять их язык. Удовольствуюсь пиджином.
Она коснулась значка. Колобок пропал с экрана; на его месте возникла таблица иероглифов. Половина значков шевелилась или пульсировала в бесконечной петле: разгул пляшущих Чебурашек. Остальные просто светились.
— Символьная база, — Джеймс неопределенно помахала рукой. — Комбинации «субъект-глагол» передаются анимированными вариантами существительных. Они радиально симметричны, так что я располагаю аффиксы по окружности рядом с предметом. Может, им это покажется более естественным.