Посреди двора, за железной, запертой на замок оградой виднелась… Я не знаю как это описать. Глубокая яма? Широкая нора? Вход в подземелье? Словом, за железной калиткой круто вглубь, в утробу черной земли вели стертые каменные ступени и пропадали во тьме.
Мы принялись звонить, стучать, звать… никто не выходил. В сонной тишине на пустынном небе оцепенела черным распятием какая-то крупная птица.
Марина стала рассказывать, что этот участок Масличной горы с древним склепом еще до революции приобрел для Духовной Русской миссии архимандрит Антонин Капустин. Но большая арабская семья, невесть откуда явившись, понастроила на ней своих мазанок, сразу все обжила, как только они могут, немедля приспособив все окружающее пространство под свои нужды… А во время боев в Шестидневную войну, когда израильтяне освобождали Старый город, вся семья отсиживалась в этом вот самом склепе — нынешние хозяева были тогда детьми, они-то Марине и рассказали. Когда стихла канонада, отец выбрался наверх и вскоре вернулся от солдат с конфетами и молоком для детей. Так они поняли, что с евреями жить можно. А несколько недель спустя во двор явился министр по делам религий Исраэль Липель. Он сошел в гробницу, долго задумчиво трогал рукой неровные каменные своды… Выбрался наконец и сказал, почесывая небритую щеку:
— Ну что ж, вижу, вы тут живете уважительно, аккуратно. Оставайтесь пока… Продолжайте смотреть за нашей святыней.
Какое-то время им даже платили за это, потом перестали — видно, разузнали, что арабы и так принимают «пожертвования» от всех желающих.
Они и вправду живут тут мирно, получая с забредающих туристов и паломников небольшой доход, – семьи двух братьев, когда-то укрывшихся от канонады в гробнице Малых пророков. Один из них стал христианином, другой остался мусульманином. Их дети, оберегаемые разными молитвами, бегают и ползают по двору, присмотренные то одной, то другой женой. А есть еще старая мать, да незамужняя сестра, да две золовки, да еще две-три какие-то старухи…
Недавно являлись официальные хозяева участка из Русской миссии, всё бумагами трясли, напоминали, кому принадлежит святая гробница. Впрочем, тоже пока оставили незваных жильцов в покое — живите, однако помните…
Пока Марина рассказывала все это, время от времени нажимая кнопку звонка на той или другой двери, повторяя в сердцах: «Да куда ж они все подевались, бездельники, а?» — я боком присела на низкую каменную ограду двора, за которой круто вниз уходил склон горы и открывался грандиозный обзор всей небезызвестной окрестности. Я вспомнила бунинское: По жестким склонам каменные плиты Стоят раскрытой Книгой Бытия . Вокруг и вниз, насколько мог охватить взгляд, разбросаны были каменные надгробия самого древнего на земле еврейского кладбища. Кое-где росли между ними несколько оливковых деревьев, но везде и всюду пробивались длинные изогнутые ветви метельника, исконного растения Иудейской пустыни.
Глубоко внизу вилась застроенная арабскими домами долина Кедрона с давно высохшим руслом ручья. Главное же, отсюда как на ладони видна была площадь Храма со всем тамошним хозяйством: серым зданием мечети Аль-Акса, грядой исполинских черных кипарисов и больно сверкающим на солнце красно-золотым куполом мечети Омара, своим изразцовым великолепием придавившей мечту евреев о возрожденном Храме.
Ясно различимы были отсюда и Золотые Ворота в стене, окружавшей Старый город, через которые по преданию и должен войти в Иерусалим Спаситель. Золотые ворота, еще в древности замурованные мусульманами…
— А что там за кладбище внизу, под самой стеной? – спросила Аня.
— Мусульманское кладбище, чтобы Спаситель не прошел, – объяснила Марина. – Он ведь не может идти через мертвых.
— Что же делать? – озабоченно спросила Аня. Марина улыбнулась и ответила просто:
— Сражаться… Евреи веками хоронили своих покойников на этом склоне лицом к Золотым воротам, так, чтобы в день, когда восстанут мертвые, вслед за Спасителем они поднялись и вошли в Иерусалим. А мусульмане, наоборот, хоронят своих головой к воротам, чтобы те встали и заслонили вход, не дали воинству Спасителя проникнуть в город.
Алик покачал головой и сказал:
— Хорошенькая история!
Рыжая кошка-подросток вспрыгнула на мои колени, заурчала, тычась мордочкой в ладонь, полезла к уху, что-то пытаясь мне рассказать… Это была какая-то совсем не израильская кошка — те дикие, наглые, к ним не подступишься. Эта же буквально прилипла ко мне, сразу предъявила неохватную мгновенную любовь.
Наконец, из дальнего дома тягуче откликнулся женский голос, и на ступеньках террасы показалась пожилая арабка с крошечным ребенком на руках. Она улыбалась, кивала и голосом как бы извинялась за то, что нам пришлось ждать. И показывала ключ издалека — мол, иду-иду, все знаем-понимаем.
Придерживая ребенка на своем обширном животе, она отворила ключом замок в железной ограде погребальной пещеры… и гуськом, по крутым неравномерным ступеням, стертым и скошенным, мы стали осторожно спускаться за Мариной в черную утробу скалы.
После солнца зрение никак не могло свыкнуться с подземным мраком. Я сильно зажмурилась, а открыв глаза, обнаружила, что рыжая, как солнце, кошечка следует за мной, не отставая от моей правой ноги ни на сантиметр.
— Она полюбила тебя, – сказала моя американская подруга. – А может быть, это воплощение какой-нибудь души, которая решила хотя бы в виде кошки пожить тут, неподалеку от своего былого дома?
Рябоватый и — в цвет скалы — оранжевый сумрак струился вокруг, обдавая ноги холодком близких подземных вод.
Довольно высокие своды передней пещеры округло поднимались над головами.
— В этой зале не хоронили, – пояснила Марина, – скорее всего, здесь отпевали тело.
По бокам от входа двумя глазницами чернели выдолбленные в стенах ниши для кувшинов — тут омывали руки после очередного погребения.
Марина привычно, как на собственной кухне, нащупала в одной из ниш зажигалку и лампу с прокопченным стеклом, щелкнула и зажгла огонь. Мгновенно по стесанному древним кайлом потолку метнулись тени, и в полутьме обнаружился боковой ход, куда мы, спотыкаясь, двинулись за Мариной, то и дело хватаясь за стены и сразу отдергивая руки.
— Вот, – голосом она говорила глухим, ночным, – видите, по сторонам коридора внизу отверстия — погребальные камеры? Они довольно глубокие. Умершего вдвигали в скалу и закладывали отверстие камнями… Так мы хоронили в глубокой древности, так и сейчас хороним. Евреи — пастухи, кочевники. Помните? «…Скажи рабу моему, Давиду: так сказал Господь: Я взял тебя с овчарни, от овец, чтобы ты был правителем народа Моего, Израиля…» Камень. Повсюду был камень. И на подсознательном уровне мы камню доверяем больше, чем иной материи…
Дошли до глубокой и широкой ниши, где на полу валялось множество пустых алюминиевых плошек от догоревших свечей. Судя по всему, сюда не так уж и редко захаживают паломники.