— Здорово… — упавшим голосом повторила Катя. — Нет, эту задачу надо как-то по-другому решать.
— Ах, по-другому! — Веснушка вспыхнул. — Значит, ты не хочешь заткнуть вторую трубу?
— Ну, Веснушка… Веснушечка…
Веснушка соскочил с учебника на стол, перепрыгнул на подоконник.
— Все ясно, — с глубокой горечью процедил Веснушка. — Выходит, какой-то первый попавшийся бассейн, с которым ты даже ничуть не дружишь, тебе дороже меня? Я буду мучиться-томиться-изнывать-ждатьстрадать, пока этот глупый бассейн наполнится, а ты даже пальчиком не пошевельнешь.
Веснушка весь так и пылал от негодования.
— Ну, послушай… — хотела объяснить Катя.
— И слушать не желаю! — Веснушка бросил на нее уничтожающий взгляд. Он так сильно дернул молнию на курточке, что Катя даже испугалась: не сломает ли он ее… Как ее потом починишь: солнечную «молнию»? Наверно, ни одна мастерская не возьмет.
Катя видела, как Веснушка, словно конькобежец по гладкому льду, скользнул вверх по стеклу и исчез в форточке.
— Ой, паленым пахнет! — спохватилась Катя. Так и есть — Веснушка прожег подоконник. Катя со вздохом залепила дыру в подоконнике пластилином. Сверху еще поставила горшок с маминой любимой фиалкой. Может, мама не заметит.
Итак… Итак, Веснушка прожег дырку в подоконнике, нырнул в форточку и исчез.
Катя весь вечер простояла у настежь распахнутого окна. Но Веснушка так и не вернулся. Не вернулся он и на следующий день.
Случалось и прежде, Веснушка скорее-быстрее-сейчас же-немедленно улетал по какому-нибудь неотложному делу.
— Опять командировка! — с важностью заявлял он.
Веснушка где-то услышал слово «командировка», и оно ему очень понравилось.
«Может, он в командировку к Нептуну полетел? — с надеждой думала Катя. — Заболтался с ним. Забыл, что домой пора».
Веснушка каждую неделю навещал льва Нептуна. Ведь, что ни говори, а лев Нептун был рыжим, по-настоящему рыжим.
Маэстро Живодралло сразу после своего столь неудачного выступления уехал из Советского Союза. А лев Нептун остался в московском цирке. Он был счастлив, счастлив впервые в жизни. Он так полюбил своего нового укротителя Федора Буланкина, что порой лежал без сна всю ночь напролет, положив морду на передние лапы, глядя куда-то в темноту. Он лежал и думал о той чудесной минуте, когда укротитель Федор Буланкин снова войдет в его клетку.
Веснушка подолгу беседовал с Нептуном все больше о пустыне Сахаре, где так жарко светит Солнышко, и где Нептун бегал и резвился, когда был совсем еще несмышленышем.
Иногда Веснушка отправлялся в командировку, и даже не говорил Кате куда, зачем и по каком делу.
Однажды Катя попробовала не пустить Веснушку. Захлопнула форточку, а сама стала перед окно раскинув руки.
— Смотри, улечу в командировку и не вернусь вовсе, — строго прикрикнул на нее Веснушка.
С тех пор Катя больше не удерживала Веснушку. Она только отворачивалась и начинала тихо вздыхать. Веснушка слушал, слушал эти скорбные вздохи, наконец не выдерживал.
— Ну вот, испортила мне настроение! Довольна теперь? — кричал он. Да вернусь я! К вечеру буду дома. В крайнем случае, если не управлюсь, то вернусь через одну темноту.
Катя уже знала, «через одну темноту» на Веснушкином языке означало «завтра».
— Ты все-таки не очень-то, поосторожней… — жалобно просила его Катя.
Веснушка беспечно махал рукой. Но, улетая, он никогда не забывал напомнить:
— Не забудь, оставь окно открытым! Знаю я вас, девчонок. В голове темнота.
Так или иначе, но обычно ближе к вечеру Веснушка, съежившись, уже сидел на Катиной подушке. Беспокойно оглядывался через плечо на черный провал окна. На него по-прежнему каждую ночь находила тоска, и Кате приходилось по нескольку раз давать честное рыжее, что утро опять наступит.
Но на этот раз день шел за днем; а Веснушка все не возвращался.
Катя просто места себе не находила. На пятый день она завалила контрольную по математике. Математика всегда у нее хромала. Так что удивляться не приходилось, что неприятности начались именно с математики.
На шестой день Катя сделала в не очень трудном диктанте семь ошибок и получила именно то, что и полагается за семь ошибок в не очень трудном диктанте.
На восьмой день она встретила на улице Нинку-блондинку.
— Привет! — дружелюбно окликнула ее Нинка-блондинка. — Ты что все дома сидишь? Выходи вечером.
Но Катя была так поглощена своей бедой, что даже не поняла, к кому это обращается королева дома номер десять, корпуса два.
Катя рассеянно прошла мимо.
— Воображала! — оскорбленно кинула ей вслед Нинка-блондинка. Подумаешь! И пожалуйста…
На девятый день учительница Алевтина Иванова мягко попросила Катину маму ненадолго заглянуть к ней после уроков.
— Что-нибудь случилось в школе? — с испугом спросила Катина мама.
— Что-нибудь случилось дома? — в это же время спросила Алевтина Ивановна.
Эти два вопроса как-то столкнулись в воздухе. Катина мама и Алевтина Ивановна озабоченно посмотрели друг на друга, и обе задумались.
— Понимаете, девочка совершенно отсутствует на уроках, — Алевтина Ивановна со значительным видом поджала губы.
— Прогуливает?! — тихо ахнула Катина мама.
— Что вы, что вы! — Алевтина Ивановна успокаивающе погладила руку Катиной мамы. — Абсолютно никаких прогулов. Но от этого ничуть не легче. Ничуть. Я даю новый сложный материал — не слушает. Спрашиваю вздрагивает, глядит, будто проснулась. Не узнаю, не узнаю нашу девочку…
Катина мама ушла от Алевтины Ивановны не на шутку встревоженная.
В это время Катя сидела дома и учила уроки. Она никак не могла справиться с примером по математике.
То вместо сложения она делала вычитание, то вместо умножения деление. Стоит ли удивляться, что несчастный пример после этого никак не хотел решаться?
В дверь послышалось очень тактичное и деликатное царапанье.
Катя, конечно, сразу догадалась, что это Пудель, устало вздохнула, пошла открывать дверь.
Пудель держал в зубах небольшую куриную косточку. Сдержанно, еле-еле помахал кончиком хвоста. Посмотрел на Катю грустно.
Катя рассеянно взяла косточку, как всегда, старательно облизнулась, чтоб доставить Пуделю удовольствие.
Но на этот раз почему-то Пуделю показалось этого мало. Он негромко, но требовательно тявкнул, потянул Катю зубами за подол.
— Чудная, дивная косточка! — нараспев протянула Катя, зажмурилась, будто от восторга, прижала косточку к груди.