«Здесь, в тени, я отдохну и напою коня», — подумал принц Амедей. Но тут ему послышалось, что голубые струйки поют тонкими голосами:
— Приди, отдохни, напои коня…
«Не простой это ручей», — вздрогнув, подумал принц Амедей и тронул поводья.
В тот же миг пропал бегущий с холма ручей, исчезли склонённые ивы. Остались только сухие камешки, рассыпанные по траве.
— Потерпи, мой Эренлив. Недобрый это был ручей — колдовской. Хорошо, что я не напоил тебя.
Солнце тем временем зашло за вершины далеких гор. Повеяло вечерней прохладой. Только низкие облака еще светились багрово-алым светом, словно стараясь удержать последние закатные лучи.
Из леса потянуло влажной сыростью, запахом отдыхающей земли. Примолкли дневные птицы, послышалась первая трель соловья.
Внезапно конь резко остановился и тревожно заржал. Пересекая дорогу, чернела неровная широкая щель.
Вправо и влево, извиваясь, уходила она, и не видно было её конца.
«Узнать бы, глубока эта пропасть или нет», — подумал принц Амедей и спешился.
Он поднял камешек и кинул его в зияющий провал. Принц Амедей ждал, когда же камень стукнет, достигнув дна. Но ничего не нарушило тишину. Он кинул второй камень, третий — но опять всё та же мертвая тишина. Камни проваливались в пустоту.
«Это пропасть без дна! — холодея, подумал принц Амедей. Он невольно сделал шаг назад. — Кто на свое несчастье сорвётся туда, тот будет вечно падать. Вечно, пока не погибнет от холода и жажды. Но страшнее всего тоска в одиноком вечном падении. Страдальцу не суждено ни выбраться из бездны, ни разбиться о камни…»
Принц Амедей наклонился над чёрной пропастью. Слишком широка она — её не перепрыгнуть. Только если его могучий конь Эренлив не испугается…
Он отвел коня подальше от бездны, чтоб тот мог взять разбег. Эренлив тревожно заржал, раздувая ноздри. И вдруг, словно решившись, топнул копытом.
Уже не сомневаясь, принц Амедей вскочил в седло. Как птица, перелетел через пропасть Эренлив. Только задними копытами задел край бездны, и беззвучно посыпались камни куда-то в пустоту.
С трудом перевел дыхание принц Амедей. Тройным кольцом колдовства преградил граф Мортигер путь к своему замку. Эти девушки с лимонно-золотыми волосами, поющий ручей и, самое страшное, бездонная пропасть…
Вдруг пахнуло в лицо принца Амедея колючим холодом. И в тот же миг увидел он вдалеке, на крутой скале высокий замок, сложенный из обледенелых каменных плит.
Две башни пронзали тёмные тучи, их шпили исчезали в непроглядном мраке. В каждой башне круглое окно. Замок походил на хищного зверя, готового к прыжку, но сонно прикрывшего глаза.
Поблескивая, к замку вела дорога, вымощенная мраморными плитами.
«Вот он, Ледяной Замок графа Мортигера, — принц Амедей направил коня к мраморной дороге, окаймлённой застывшими деревьями. Их оледеневшие ветви позванивали от порывов ветра. — Моя бедная Мелисенда! Какая печаль… Звезда твоего счастья погасла. Но я не пожалею жизни, чтоб она зажглась снова…»
Мелисенда шла медленно, усталость и бессонница лишили её последних сил.
Сухая серая пыль засыпала деревья, стоящие по обе стороны дороги: живые они или уже засохли — не разберёшь.
Мелисенда давно уже по кусочкам съела сыр и хлебец с изюмом, который дал ей Горный Кузнец.
«У меня теперь вместо живота — ямка, — с грустью подумала она. — А как пить хочется…»
Башмаки её прохудились, и острые камешки, торчавшие в пыли, царапали ей ноги.
Но мучительней голода и усталости её терзали мысли о прошлой жизни. Перед её глазами неотступно стояло мрачное ночное видение. Крутой мост, мутные волны и женщина, захлёбывающаяся в тёмной воде. «Руку! Подай мне руку! Я тону!..» О боже! Почему я этого не сделала?
— Бедная девочка, почему ты такая грустная? Куда ты идёшь? — услышала она старческий добрый голос.
Навстречу ей в облаке пыли по дороге медленно брёл старый шарманщик с обезьянкой на плече. У обезьянки было сморщенное личико и тёмно-карие глаза.
— Куда я иду? — повторила Мелисенда. — Сама не знаю…
— Ты хорошенькая, — улыбнулся старичок. — И голосок у тебя приятный. Ты умеешь петь?
— Не помню, — растерялась Мелисенда.
— А вот мы сейчас споём вместе и посмотрим!
Старичок снял с плеча лямку. Пристроил шарманку на хлипком треножнике и начал крутить облупленную ручку. Шарманка захрипела, словно задыхаясь, потом жалобно заиграла.
Старый шарманщик запел надтреснутым голосом:
Немало стран я обошёл,
Бродил по городам.
И вдруг красавицу нашёл!
Та-рам, тра-ра-ра-рам!
Мелисенда, сама не понимая, как это случилось, вдруг запела, повторяя простенькие слова песенки. Её хрустальный чистый голосок зазвенел, и, вторя ему, запели серые птички среди пыльной листвы.
— Ты поёшь, как ангел! — до слёз растрогался старичок. — Идём со мной, девочка! Мы будем ходить по богатым замкам и бедным хижинам. И где бы ты ни запела, мы всюду будем сыты. Никто не пожалеет для нас куска хлеба и миски похлёбки. Да еще и яблока для моей обезьянки.
Словно бы понимая, что сказал старый шарманщик, обезьянка доверчиво провела лапкой по его щеке.
— А, ты ещё распелась тут, маленькая дрянь! — послышался хриплый, лающий голос. Из густой пыли вывалилась трактирщица Зазельма и мёртвой хваткой вцепилась в руку Мелисенды. — Да знаешь ли ты, сколько я тебя искала, мерзавка? Теперь пойдёшь со мной.
Послышался скрип колёс и дребезг глиняной посуды. Пыльное облако сгустилось, и с повозки соскочил Фильдрем в своей высокой шапке с пёрышком.
Он оттолкнул шарманщика и крепко ухватил Мелисенду за другую руку.
— Нет, не зря я следил за тобой, старая трактирная шельма! Знал, что ты будешь искать девчонку. Теперь она моя! Девчонка пойдет со мной.
Он так сильно толкнул шарманщика, что старик со стоном рухнул на дорогу, а шарманка, зацепившись за камень, жалобно всхлипнула.
— Врешь, битая миска! — оскалилась Зазельма. — Я не зря её искала, и теперь она моя. Уж я её не отпущу, и не надейся!
— Клянусь всеми чертями в аду! — рявкнул Фильдрем. — Она сегодня же будет ночевать у меня в сарае рядышком со мной.
Они изо всех сил тянули растерявшуюся Мелисенду в разные стороны. Платок развязался и сполз с её головы. Её волосы, сияя и сверкая сквозь пыль, потоком хлынули по плечам.