Пока бьют часы | Страница: 10

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Никогда не слыхал подобных глупостей!!! — рявкнул министр Войны.

— Несчастный старик, что я наделал! — горестно воскликнул Великий Садовник. В его голосе было столько отчаяния, что девочка Татти, которая в это время одна шла по дворцу, вздрогнула и на секунду остановилась. А Лесной Гном, сидевший на пороге мышиной норки, сам не зная почему, заплакал тихо и беспомощно, как малое дитя. Слёзы у гномов светятся, это всем известно. Он вытирал слёзы белоснежным носовым платком, который ему только сегодня утром дала госпожа Круглое Ушко.

Король со злобой посмотрел на Великого Садовника.

— Долго мне слушать бред этого безумца? В тюрьму его, в тюрьму!

Невидимые стражники подхватили Великого Садовника под руки и поволокли к дверям.

Пока бьют часы

Глава 8
Знакомство под лестницей

Пока бьют часы

Тем временем Татти с бьющимся сердцем шла по дворцу.

Её деревянные башмаки гулко стучали по цветному паркету. Топ-топ-топ! — отдавалось во всех углах. Теперь, когда она стала невидимой, этот звук казался ей оглушительным. Татти скинула башмаки, завязала их в передник, пошла босиком.

«Славная девочка, — подумала госпожа Круглое Ушко, глядя ей вслед. — Догадалась, что я не люблю, когда громко топают ногами, и сняла башмаки. Очень мило с её стороны. Будь она поменьше ростом, я бы, пожалуй, наняла её в служанки».

«До чего же здесь красиво! — тем временем думала Татти, переходя из зала в зал. — Даже не представляла, что где-нибудь бывает так красиво!»

Тут Татти вспомнила дом своих братьев. И сейчас же всё во дворце показалось ей отвратительным и безобразным.

Она увидела, что у золочёных стульев кривые поросячьи ножки, у пальм противные волосатые стволы. От мраморных стен тянуло холодом.

Вдруг позади неё послышались торопливые шаги и голоса.

— Да куда она денется, Подгорелая Каша? — сказал чей-то дрожащий, уговаривающий голос. — Ну, побегает в колпаке и бросит его. Ну, девчонка, ну, просто глупая девчонка. Поиграет и бросит, помяни моё слово. Давай никому об этом не говорить, ладно?

— Идиот! — послышался второй голос. — Да все тут же увидят, что одного колпака не хватает. Представляешь, что начнётся, дурачина? Надо немедленно разыскать министра Чистого Белья!

— Пропала моя невидимая головушка! — простонал первый.

Голоса и шаги затихли. Татти стало как-то жарко и весело. Так им и надо! Пусть, пусть поищут. А она будет ходить по дворцу до тех пор, пока не отыщет своих братьев.

Вдруг отворилась высокая дверь, и Татти чуть не вскрикнула от страха. Она увидела высокого человека. У него было свирепое лицо и огромный нос. Из провалившихся глаз, казалось, шёл дым. В этом дворце, населённом только голосами и шагами, Татти вообще не ожидала встретить человека без колпака-невидимки. Да ещё такого страшного.

Татти оцепенела и задержала в груди дыхание.

Зловещий человек прошел совсем близко. Потом Татти увидела противного мальчишку. У него тоже был большой утиный нос и крошечные злые глазки. Он шел, лениво волоча ноги.

— Папка! — капризно сказал противный мальчишка. — Хочу, чтоб у меня сегодня же был колпак-невидимка! Хочу, и всё, слышишь?

— Ну, сыночек… — беспомощно сказал страшный человек.

— А если завтра, то я его не надену. Вот!

— Не говори так, мой милый. Ты же видел, я с утра не присел ни на минутку. Столько забот. Сегодня всё решится. Ты только подумай, какое счастье, получился целый золотой котёл невидимого эликсира!

— Невидимый эликсир! А колпаки?

— Ну, сыночек, что же делать? — виноватым голосом сказал страшный человек. Он с нежностью погладил противного мальчишку по нечёсаным лиловым волосам. — Что же делать, мой мальчик? Они очень упрямы, эти братья. Беда в том, что только они умеют ткать материю, которая…

— Опять ждать? — взвизгнул мальчишка. — А если эти глупые ткачи не захотят работать?

— Мы их заставим, — с мрачной угрозой сказал страшный человек. — Есть способы…

— А если они всё равно откажутся?

— Тогда мы их казним, — сказал страшный человек.

Татти закрыла рот ладошкой, чтоб не вскрикнуть.

— Идём, папка! Так у меня и через год не будет колпака! — злобно пискнул противный мальчишка и выбежал из зала. Страшный человек поторопился за ним.

Татти пошла дальше.

Все комнаты были одинаковые: большие и пустые. Со стен смотрели картины и зеркала. Зеркала казались темными и мрачными. Ведь зеркала любят быстрый взгляд и улыбку. Но в этих пустых комнатах всё словно застыло.

Татти вышла на лестницу. Здесь царил полумрак. За маленьким круглым окном был виден кусок закатного неба, прозрачный и розовый. Татти задумалась, куда ей идти — вверх или вниз по лестнице?

И вдруг она услышала чей-то плач. Кто-то плакал под лестницей, горестно всхлипывая.

«Не может быть, чтобы так плакал невидимка…» — подумала Татти.

Девочка заглянула под лестницу. Там, в темноте, скорчившись, сидел маленький худой негритёнок.

Он сидел, низко опустив круглую курчавую голову и обхватив колени худыми руками. Торчали его острые колени и локти.

— Чего ты ревёшь? — спросила Татти.

Мальчик в ужасе вскочил и стукнулся об лестницу.

— Не бейте меня, не бейте меня! — с мольбой воскликнул он.

Его блестящие глаза смотрели мимо Татти куда-то в пустоту. Он быстро-быстро дышал и прикрывал руками то лицо, то грудь, будто ждал, что его сейчас ударит невидимая рука.

— Я мальчишек бью, только когда они сами лезут, — солидно сказала Татти. — А первая я не дерусь. Очень надо.

У мальчика стало такое удивлённое лицо, будто Татти сказала самую невероятную вещь на свете.

— А… вы кто? — заикаясь, спросил он.

— Я? Девочка, — с удивлением сказала Татти. Она совсем забыла, что на ней колпак-невидимка.

— Вы не простая девочка, — робко прошептал мальчик. — Вы богатая девочка. Ведь вас не видно.

— Вот глупый! — сказала Татти и стянула с головы колпак-невидимку.

— Ой, у тебя босые ноги! — в восторге закричал мальчик. — А платье у тебя старое и заштопанное. Ой, как хорошо! Значит, ты бедная!

— Почему я бедная? — обиделась Татти. — Просто я не очень богатая. А вообще-то мне всего хватает: и еды, и одёжки. Братья мне всё покупают. А ты что тут делаешь?

— Я полотёр. Я каждый день натираю пол во дворце. Вот этой щёткой. А вечером повар даёт мне за это кусок чёрного хлеба. Я никогда не ел белого хлеба, потому что повар говорит, что белый хлеб могут есть только белые люди. Но я плакал не из-за этого. Понимаешь, я совсем один в этом большом дворце. Один-одинёшенек. Мне здесь очень плохо. Я, наверно, скоро умру от тоски. Тоска у меня вот тут, в груди. Это такой холодный камешек…