— Поль, бежим! — Алька схватил Полю за руку.
— Ты чего? — недовольно спросила Поля. Она вся разрумянилась, разомлела от тепла и вкусного пирога. Но, взглянув на тётушку Анфису, вскочила, опрокинув кружку с молоком. Лицо у тётушки Анфисы начало вытягиваться, обрастать густой рыжей шерстью. Маленькие глаза злобно сверкнули.
— Свечу хватай! — крикнул Алька.
— Нельзя свечу, нельзя! — пронзительно крикнула Лиса. — Вам денег дадут. Много! Не пожалеете!
Ребята бросились к двери. Но где она? Двери больше не было. Перед ними была глухая ровная стена — ни двери, ни дверной ручки.
Лиса ловко выскользнула из платья. И теперь это была просто Лиса, только очень большая, в рост человека. Пушистой когтистой лапой она схватила Полю за руку.
— Куда? — взвизгнула Лиса — Не велено. Ждите тут. К вам придут. Слышите? Сидеть смирно и ждать! Про вас знают. Придут. Скоро!
Но ребята уже взбежали вверх по крепким ступеням, окружавшим столб. Свеча в руке Поли горела ярко и ровно.
— Это мы внутри дерева, понимаешь, Поль? — еле выговорил Алька, прислушиваясь к доносившимся снизу истошным причитаниям Лисы.
Ребята поднялись на несколько витков по широкой лестнице.
Голос Лисы затих. Но что теперь делать?
И вдруг в наступившей тишине ребята услышали…
Они услышали мягкие вкрадчивые шаги. Кто-то спускался вниз по винтовой лестнице им навстречу. Шаги были еле слышны, но ступени поскрипывали, выдавая идущего.
Алька беспомощно оглянулся. А вот какая-то боковая лесенка. Кривая, узкая, ведущая в сторону от главной лестницы.
Алька рванул Полю за руку, прижимая палец к губам, чтобы она ненароком не вскрикнула. Хрупкая лесенка качалась, ступеньки пошатывались.
Едва ребята поднялись до конца боковой лесенки и спрятались за ненадёжный узкий выступ, как из-за поворота винтовой лестницы показался человек, уже немолодой, в тускло-зелёных бархатных одеждах. Лицо серое, словно неживое. Ну, как есть мертвец. Губы синие, что-то бормочет.
Ребята замерли за плоским выступом, прижавшись друг к другу. Поля прикрыла свечу рукой.
— Наша-то Королева, душенька, красавица, сколько лет эту свечу искала и всё понапрасну, понапрасну, — негромко бормотал человек в зелёном. — Наша красавица всё говорила: «Нет мне покоя, пока не найдётся эта проклятая свеча!» Да как её отыщешь, если нам к ней и прикоснуться нельзя? А какая-то дрянь, ничтожество, жалкая девчонка нашла её и зажгла к тому же…
Человек в зелёном бархате спустился на пару витков ниже. Теперь голос его доносился глуше и тише.
— Королева сказала: «Кто убьёт девчонку — награжу!» Лиса девчонку не отпустит — знаю! Но и делиться я с Лисой не намерен. Как бы не так! Всё самому пригодится, вот что. Шея у девчонки тоненькая. Да я её двумя пальцами: вот так, вот так!.. Задушу малышку, дело не хитрое. Одно удовольствие. Не иначе как быть мне первым министром. Королева, наша красавица, своё слово держит…
Страшный человек, спускаясь всё ниже, бормотал что-то ещё, но слов было уже не разобрать.
Поля невольно прижала руку к шее. Так запросто схватят и задушат.
Ребята стояли, боясь шевельнуться. В это время мимо них пронеслась стая крупных летучих мышей. В своём неровном полёте они переговаривались писклявыми голосами:
— Слышали, вы слышали?
— У нас лапки холодные, холодные!
— Мы слуги-воины!
— Девчонка там внизу, у Лисы. Там мы с ней и покончим.
— А заодно и с мальчишкой!
— Наша Королева-красавица нас наградит!..
Голоса летучих мышей стихли.
— Вниз нам идти нельзя, — прошептал Алька. — Там эти — как их? — слуги-воины.
Поля прижалась к стене, стараясь не расплакаться.
— Слышишь? — вдруг сказал она. — Приложи ухо к стенке.
В наступившей тишине ребята услышали за стеной множество горестно всхлипывающих голосов. Тонких и жалобных.
— Пощадите, господин! Мои крылышки! Мои розовые крылышки… Не отрезайте их. Уберите нож! Ваш страшный нож! Без крылышек я погибну! Пощадите!
Голоса не умолкали, переходя в отчаянный горестный плач.
— Что это? — прижимаясь к Альке, прошептала Поля. — Кому-то крылья режут. Жуть! Как это? Не пойму.
— Смотри — дверь! — тихо проговорил Алька. — Вот тут посвети!
Поля подняла свечу повыше. И правда, в стене была еле различимая узкая дверь.
Ребята переглянулись.
— Открыть, что ли? — неуверенно сказал Алька.
— Ты что, обалдел? — Поля невольно вздрогнула. — Там кто-то с ножом!
За дверью слышались тихие голоса, шорох, шелест.
— Они не отрастут, они не отрастут больше никогда, никогда! — рыдал кто-то, ударяясь слабым маленьким тельцем в дверь. — И никто не спасёт нас. Мы погибли…
— Открывай! — собравшись с духом, вдруг сказала Поля.
Алька толкнул дверь. Туман, синий туман… Но вот перед ними мелькнула дорога, освещённая тускло-серыми лучами, как бывает перед ранним рассветом. А вдали, посреди ровно подстриженного газона, — низкий приземистый дом, словно вросший в землю, чем-то похожий на берлогу. Вместо двери — круглая дыра, хотя по сторонам её высились колонны, увитые туманом.
Больше ребята ничего не успели разглядеть, потому что на них со всех сторон налетели какие-то разноцветные, суетливые стрекозы.
Они облепили их одежду, руки, лица, цепляясь за всё, даже за длинные Полины ресницы.
Ребята застыли на месте ослеплённые. Только в руке у Поли продолжала гореть свеча, уверенно и ясно, чуть потрескивая, когда на неё попадали капли тумана.
— Вы пришли! Вы спасёте нас! У вас свеча. Мы слышали о ней! Свеча! — лепетали сотни голосов. — Он не посмеет!
Поля осторожно смахнула стрекоз с лица и с изумлением увидела, что это вовсе не стрекозы, а крошечные крылатые человечки. У них были хорошенькие личики, словно выточенные из фарфора, пушистые кудри, маленькие ручки и ножки.
— Мы эльфы, полевые эльфы! — звенело со всех сторон. — На этой ветви нет цветов. А нам пора обедать, обедать. Мы хотели лететь на цветочную поляну. А он… он за это грозит обрезать наши крылышки!