Снимая галоши, он все же взглянул на своего работодателя. Лицо у него доброе, что правда, то правда. И хотя аптекари не приносили клятву Гиппократа, Барни знал, что старик не сплетник. Когда к нему в руки попадал рецепт на лекарство, компрометирующее больного (например, когда кто-то из его клиентов подцепил гонорею), он оставлял Барни присмотреть за аптекой и лично доставлял лекарства, ни словом не упоминая о том, куда направляется.
До закрытия оставалось меньше пятнадцати минут, и мистер Ловенстайн уже запирал шкафчики с опасными лекарствами. И тут к нему подошел Барни с просьбой переговорить.
— Конечно, Барни, что там у тебя? Если хочешь попросить прибавки — можешь не волноваться, я и так собирался поднять тебе зарплату со следующего месяца.
— Нет-нет, — поспешно возразил паренек. — Я совсем о другом.
— Так что у тебя за проблема?
— Понимаете… — Он помялся, но тут же быстро выпалил; — У меня знакомая девушка попала в беду.
Старик внимательно посмотрел на Барни и пробурчал:
— Правильно ли я понимаю, что в ее «беде» повинен ты?
Барни кивнул.
— Это ужасно, — сказал аптекарь, но беззлобно. — Как ты думаешь, зачем мы тогда продаем контрацептивы? Молодые люди, если хотят заниматься подобными вещами, по крайней мере, обязаны принимать надлежащие меры предосторожности. По правде сказать, Барни, ты меня крайне удивил.
— Да, сэр.
Наступила пауза. Казалось, оба размышляли, чья теперь очередь говорить.
Наконец Барни собрался с духом и произнес:
— Мистер Ловенстайн, а есть какой-нибудь выход из положения? Поверьте, мне ужасно стыдно к вам обращаться, но она в таком отчаянии… То есть — мы оба. Я не хочу, чтобы она отправилась к какому-нибудь сомнительному мяснику и рисковала жизнью. — Он почувствовал себя крайне неловко и забормотал: — Наверное, мне не нужно было с вами об этом говорить…
Аптекарь вздохнул:
— Барни, чего уж точно не нужно было делать, так это ставить девушку в такое положение. Но раз вы по какой-то причине не можете пожениться — а в вашем возрасте это вполне объяснимо, — то следует избрать другой путь. Заметь, я отнюдь не уверен, что это правильное решение. Я не Бог. Но чем смогу, помогу.
Барни испытал колоссальное облегчение. Ему даже захотелось обнять старика.
— Запри двери и приходи в кабинет, — скомандовал тот.
Барни поспешил исполнить приказание и вошел в комнатку, служившую аптекарю конторой. Тот писал на каталожной карточке номер телефона.
— Не спрашивай, откуда у меня этот номер, — предостерег старик. — Но насколько я слышал, этот человек работает крайне аккуратно. Он даже выписывает послеоперационные антибиотики — чтобы подстраховаться.
Барни взглянул на карточку.
— Доктор Н. Олбриттон, Пенсильвания?
Хозяин пожал плечами:
— Это все, что я могу для тебя сделать, мой мальчик. Говорят, он принимает по выходным, так что это несколько упрощает дело. Больше от меня ничего не жди. Итак?
— Простите, сэр?
— Ты что, собираешься звонить по такому вопросу из дома? Садись и действуй.
Мистер Ловенстайн тактично удалился, а Барни в легком шоке позвонил в междугороднюю и продиктовал телефонистке номер в Честере, штат Пенсильвания.
Через несколько секунд в трубке раздался спокойный голос доктора. Теперь наступило самое трудное.
Барни постарался выложить суть дела как можно быстрее и в то же время напустить туману, чтобы не выдать имени Лоры. Но врача эти детали, судя по всему, совершенно не интересовали.
— Я, кажется, понимаю, в чем ваша проблема. Вам было бы удобно приехать ко мне в клинику утром в субботу? Это недалеко от Филадельфии.
— Конечно, конечно. Мы приедем, когда вы назначите.
— Ну, тогда, скажем, в одиннадцать. Устроит?
— Да, сэр, разумеется. Большое спасибо.
Но разговор на этом не закончился.
— Мистер Смит, полагаю, вы в курсе моих тарифов?
— Нет, но мы приедем с деньгами, не беспокойтесь. Кстати, сколько именно это стоит?
— Четыреста долларов. И разумеется, наличными.
Барни онемел.
Наконец в трубке раздался вежливый голос:
— Мистер Смит, это для вас ничего не меняет?
— Нет-нет, все в порядке, — охрипшим голосом ответил Барни.
Как только мистер Ловенстайн вернулся в офис, оба оделись и вышли через черный ход.
Барни переполняло чувство благодарности. Он повернулся к старику и взволнованно сказал:
— Мистер Ловенстайн, как мне вас благодарить?
Старик остановился и внимательно посмотрел на своего посыльного.
— Ты отблагодаришь меня тем, что никогда и никому не обмолвишься ни словом. Никому, запомни!
* * *
— Господи, Барни, откуда же я возьму четыреста долларов? У меня на счету и полтинника не наберется! Мы снова там, с чего начали. И мы ничего не можем сделать! — Она опять расплакалась.
Он ответил без тени колебания:
— Слушай меня, Кастельяно, в субботу мы едем к врачу, и все будет в порядке.
— А как же четыреста долларов?
Барни улыбнулся:
— Не волнуйся. У меня на счету почти вся эта сумма.
Она в изумлении уставилась на него.
— Но ты же за эти деньги пахал как проклятый! Ты ведь копил на колледж!
— Неважно. Это мои деньги, и я волен делать с ними что хочу. Так что давай не будем тратить время на дискуссии, а лучше придумаем, что нам наврать родителям, когда мы исчезнем в субботу на полдня.
Лору охватило чувство, которое она не могла описать. Наконец она негромко проговорила:
— Барн, я знаю, это звучит глупо, но я бы сделала для тебя то же самое.
— Я знаю, — серьезно ответил он.
На следующий день после школы Барни зашел прямиком в сберегательный банк «Дайм-Сейвингс» и снял со своего счета 387 долларов 56 центов, а Лора, сняв со своего 46 долларов 1 цент, отправилась брать билеты на автобус — по 6,75 с человека туда и обратно.
Барни распланировал поездку не менее тщательно, чем Ганнибал — переход через Альпы. Один автобус отходил в семь утра и прибывал в Филадельфию около девяти часов. Значит, у них будет еще два часа, чтобы спокойно добраться до клиники Олбриттона.
Мистер Ловенстайн дал Барни отгул, а родителям они сказали, что пойдут добывать входные билеты на «Антония и Клеопатру» с Лоуренсом Оливье и Вивьен Ли. Поскольку выходить из дому придется ни свет ни заря, то они позавтракают в закусочной «Недюсс» на Таймс-сквер. А после театра зайдут в «Линдиз» или «Джек Демпсиз» и перехватят по сэндвичу или сырному пирогу, так что дома объявятся не рано.