Беннет лежал на спине. Голова и грудь у него были туго забинтованы, а количество гипса на теле делало его похожим на мумию.
Через час приехал Барни. Ходьба еще давалась ему с трудом, голова кружилась.
— Как он? — спросил он у Хершеля.
— Молодчики его здорово отделали, — констатировал Хершель. — До какой косточки смогли добраться, ту и сломали.
В этот момент Беннет пошевелился и пришел в себя.
— Бен, как себя чувствуешь? — в тревоге спросил Хершель.
— Привет, пап, — отозвался тот, все еще наполовину в забытьи — Пока вообще ничего не чувствую. А что произошло?
— Если перефразировать старый анекдот, Ландсманн, — сказал Барни, — операция прошла успешно, но хирург умер.
— Мы его спасли? — спросил Беннет пересохшими губами.
Барни налил ему воды.
— Конечно. Отныне ты можешь оперировать не скальпелем, а ножом для бифштекса. А там, глядишь, до вилок и ложек дойдет.
— Не смеши меня, мне смеяться больно!
— Прости, Бен, хотел тебя повеселить.
— Пап, уведи отсюда этого сумасшедшего! — Беннет передохнул, сделал несколько вдохов и спросил: — Кто меня латал?
— Лучшие специалисты, сынок, — ответил Хершель. — Заведующий вашим отделением.
— Так я в Йеле?
— Да, — подтвердил Барни. — Сначала мы хотели, чтобы ты сам себя чинил в собственной операционной, но твой босс сказал, ты еще рылом не вышел.
У Беннета от смеха опять дрогнула грудь.
— Ливингстон, кто тебя сюда прислал? Ку-клукс-клан? Ты можешь быть серьезным? Давай-ка, прочти мне запись об операции.
— Придется тебе набраться терпения, Бен. Думаю, там будет несколько томов. Рентгенолог, правда, обещал, когда очнешься, принести все снимки.
— Я уже очнулся! — с усилием произнес Беннет — Тащи сюда эти снимки, я хочу оценить повреждения.
— Я уже их посмотрел, — сказал Барни утешающим тоном. — Перелом обеих лучевых и локтевых костей, трещина бедра… И четыре метких удара по черепу.
Беннет чувствовал, что приятель что-то утаивает.
— Перестань! Если дело этим и ограничивается, то почему у тебя такой испуганный вид? Барни, говори, что еще?
Барни помялся, а потом как можно более беспечным тоном произнес:
— У тебя переломовывих шейного отдела позвоночника. Твой босс планирует провести репозицию, как только тебе опять можно будет давать наркоз. И ты снова будешь в полном порядке.
— Не ври мне, Ливингстон! Это значит, что я по крайней мере на четыре месяца выбыл из строя.
— Не переживай, Беннет, — вставил Хершель. — На твоем назначении в Техас это никак не отразится. А сейчас, если ты в состоянии, я бы хотел, чтобы ты побеседовал вон с теми двумя джентльменами.
При этих словах сидевшие в другом конце палаты мужчины подошли и представились. Это оказались настолько известные люди в юридическом мире, что Беннет сразу вспомнил их имена. Один, Марк Зильберт, был признанным поборником гражданских прав, «защитником обездоленных». Второй славился как самый красноречивый оратор в суде.
— Мы не можем сидеть сложа руки и смотреть, как наша страна отступает от своих основополагающих принципов, — заявил Зильберт. — Этот случай — красноречивый пример того, до чего докатилось наше общество, и я бы просил вас разрешить мне встать на борьбу с этим злом, мистер Ландсманн.
— Пап, я думаю, не стоит этого делать, — морщась от боли, сказал Беннет.
— Нет, сынок, стоит. В Америке самое замечательное то, что каждый человек может рассчитывать на торжество правосудия.
— Ну да, если у него есть деньги на дорогих адвокатов.
— Прости меня, Бен, — сказал Хершель, все больше распаляясь, — тебе переломали не менее десятка костей и повредили позвоночник. И только за то, что ты повел себя как благородный человек.
— Это правильно, — перебил Зильберт. — Они увидели, что вы цветной, и априори решили, что вы преступник. На мой взгляд, это самая опасная форма расизма. И у вас есть шанс призвать их к ответу.
— Эта история уже стала достоянием прессы, — добавил второй адвокат.
— Ну хорошо, — сказал Беннет. — По-моему, все ясно. — Он взглянул на Хершеля. — И сколько будет стоить такое дело?
— Бен, сейчас вопрос не в деньгах. Я заплачу столько, сколько будет нужно.
— Хорошо, папа. — Разговор давался Беннету все с большим напряжением. — Не трать деньги на то, чтобы биться в суде. Лучше отправь их в организацию доктора Кинга в память о нем.
Чтобы собрать материал для своего исследования психики врача, Барни составил опросник и разослал друзьям и бывшим однокашникам по Гарварду. Он понимал, что у каждого в багаже имеется пережитая драма, неведомая посторонним. Естественно, он гарантировал всем полную анонимность. Респонденты могли даже не подписывать своих анкет.
Одним из первых ему ответил Ланс Мортимер, причем весьма пространно и предварив анкету письмом.
Дорогой Барн!
Мне кажется, ты затеваешь потрясающе интересное дело. (И как мне это самому в голову не пришло!) Между прочим, мне довелось видеть столько невероятного, что года два назад я начал вести дневник и сейчас готов поделиться с тобой самыми яркими эпизодами. (Отксерить всю тетрадь и переслать тебе не могу — есть вещи, которыми я не стал бы делиться даже со своим психоаналитиком.)
Прилагаю рассказ об инциденте, имевшем место 6 июня 1970 года. Имена, разумеется, изменены — не для того, чтобы оградить невинных, а чтобы уберечь собственную шкуру.
Ты, конечно, понимаешь, что это случилось в Лос-Анджелесе, но я замаскировал все под некий госпиталь Сент-Дэвид в Ньюпорт-Бич. Буду признателен, если ты сохранишь эту легенду. Своим исследованием ты, пожалуй, смог бы взорвать всю медицину. Если прежде не уничтожат тебя.
С приветом,
Ланс.
Поначалу присланная Лансом история показалась Барни чересчур «голливудской». Но, подойдя к концу, он понял, что отворил настоящий ящик Пандоры.
После того как рассказ был прочитан в третий раз, он почувствовал, что не в силах держать это в себе. А поскольку доктора Баумана навряд ли обрадовал бы звонок посреди ночи, то выбора не было.
— Привет, Кастельяно. Разбудил?
— Да нет, а что случилось?
Он зачитал ей текст.
* * *
«Едва ли кто забудет мастерскую игру Люка Джемисона (имя вымышленное) в фильме Стенли Уолтерса (имя вымышленное) под названием, предположим, „Беззвездная ночь“. Так же как и Джун Соммервиль (имя вымышленное) — в реальной жизни жену вышеназванного актера — в роли глухонемой девушки.