— Не волнуйся, — голос Сета был каким-то механическим, — этого больше чем достаточно.
Она аккуратно закрыла сумочку. Они вышли из машины и рука об руку направились к входу, гравий громко шуршал под их ногами.
Они как раз входили в центральную дверь, когда из лифта вышел измученный и небритый Нэт Лазарус.
— Сет! — хрипло окликнул он. — Вот так сюрприз! Мама обрадуется, что ты приехал. — Повернувшись к Джуди, он беззлобно добавил: — Ты, кажется, обещала не…
— Пап, это я виноват, — перебил Сет. — Я не нашел вас по телефону, позвонил Джуди и заставил ее объяснить, что у вас тут происходит. Так как он?
Отец пожал плечами:
— Как он? С таким мальчиком, как Говард, на этот вопрос так прямо не ответишь. В других обстоятельствах я бы сказал, что ему стало немного хуже, но ведь ему и до того было хуже некуда…
— А мама как?
Нэт вздохнул:
— Ответ ты прекрасно знаешь сам. Как она может быть? Сидит у него денно и нощно и говорит с ним без умолку о последних новостях, о новомодных голливудских диетах — ну, обо всем, что в журналах пишут. Непонятно, как она еще голос не сорвала.
— А поспать ей удается? — забеспокоился Сет.
— Она заставила их поставить ей кровать прямо в палате. «На тот случай, если я ему понадоблюсь», — так она сказала. Я-то в этой палате задыхаюсь, так что я сейчас еду в мотель и ложусь спать.
— И правильно делаешь, пап. Тебе это не помешает. До завтра.
— Да, пока. — Тут Нэт устало добавил: — Рад тебя видеть, Джуди.
Подходя к палате, Сет сжал Джуди руку.
Чем ближе они подходили, тем громче становился шум аппарата искусственного дыхания.
Дверь была слегка приоткрыта, и над спинкой прикрытого зеленым пледом кресла виднелась седая голова Рози Лазарус. Она сидела лицом к старшему сыну и, судя по всему, не отрывала глаз от его лица. Сет и Джуди могли видеть только огромный железный аппарат искусственного дыхания.
— Привет, мам, — тихонько окликнул Сет.
Ответа не последовало.
— Мам, это я, — громче сказал он, а сам подумал: «Чертова штуковина! Так грохочет, что она не слышит собственного сына. Живого сына!»
Он вошел в палату, Джуди за ним. Когда он тронул мать за плечо, та испуганно подскочила.
— Ой, Сет! — Она со слезами обняла его. — Говард так тяжело заболел! Врачам никак не удается ему помочь. Может, в твоей клинике есть специалист, к которому обратиться?
Он покачал головой:
— Мам, я такого не знаю.
— Тогда нам остается сидеть и ждать, — ответила мать. Тут она заметила, что сын не один. — Здравствуй, Джуди, милая. Хорошо, что ты приехала.
Сет впервые посмотрел на брата. На фоне аппаратуры лицо его выглядело крошечным. Глаза были закрыты, на лбу — испарина. «Ему наверняка больно, — подумал Сет. — Если Говарду сейчас чего-то и хочется, так это чтобы все поскорей закончилось, я это твердо знаю».
Он опять повернулся к матери.
— Мам, ты-то как? Ты хоть не забываешь поесть?
— Это сейчас не имеет значения. Со мной все будет в порядке.
— Миссис Лазарус, а вы сегодня завтракали? — заботливо спросила Джуди.
— Уже пора завтракать? Я думала, день еще не закончился.
— Я по дороге заметила, тут недалеко есть закусочная. Хотите, я вас подвезу?
— Нет-нет, — поспешила отказаться Рози. — Я не могу оставить Говарда так надолго. Сделай одолжение, привези мне что-нибудь небольшое.
— Тогда что привезти? — уточнила Джуди.
— Да нет, ничего. Что хочешь. Я правда не голодна. Если честно, мне нужна только чашка крепкого кофе.
— В таком случае пойду налью вам стакан из автомата в вестибюле, — предложила Джуди, — Может, пойдем вместе — хотя бы ноги разомнете?
Рози вздохнула.
— Вообще-то небольшая разминка мне не повредит. — Она оперлась на подлокотники и встала. — Идем, девочка, — сказала она. Потом повернулась к младшему сыну: — Сет, побудь пока с Говардом. Чуть что не так, сразу звони сестре.
— Хорошо, мам, — ответил Сет сдавленным голосом. Потом порылся в кармане и вынул горсть мелочи. Он сунул деньги Джуди и попросил: — Если там будет еще какой-нибудь автомат, возьми мне бутерброд, что ли…
— Вот это правильно! — одобрила Рози. — Тебе тоже надо поесть, Сет. Ты худой как щепка.
Едва обе женщины покинули палату, как Сет торопливо закрыл дверь и бросился к сумке Джуди.
После этого он приступил к делу, которое тысячу раз обдумывал в своих фантазиях. А больше всего — прошлой ночью.
Сет отошел к дальнему концу кровати, где его руки будет закрывать аппарат искусственного дыхания, — на случай, если неожиданно войдет кто-нибудь из сестер или врачей.
Он открыл сумочку, сунул в нее руку и замер, прислушиваясь к шагам в коридоре.
Слышно было только, как работает аппарат.
В капельнице, подсоединенной к вене Говарда, была бюретка — маленькая стеклянная трубочка, по которой можно было видеть, сколько лекарства введено.
Сет быстро открутил эту трубочку, вставил в нее свой шприц и опустошил его. Потом дрожащими руками он торопливо вернул капельницу в прежнее положение, шприц сунул назад в сумочку Джуди и сел подле постели брата.
Он знал, что вскоре сердце его брата остановится. Но аппарат будет продолжать вентилировать легкие. А поскольку Говард уже и так был без сознания, то медики, скорее всего, обнаружат его смерть не раньше чем минут через пять. А может, и через час.
Сет не знал, что лучше для его матери — присутствовать при этом моменте, чтобы сказать последнее бессмысленное «прости», или не видеть агонии сына.
Сам он не мог оторвать глаз от лица брата, с которым ни разу за всю жизнь не имел возможности поговорить.
«Прощай, Говард, — мысленно произнес он. — Если каким-то чудом ты знаешь, кто я такой, ты поймешь, что я это сделал из любви к тебе».
Похороны Говарда были под стать его жизни: на них присутствовали только родители и Сет. Даже Джуди не было. Ибо, как сказала Рози, «мы должны в последний раз быть только своей семьей».
Сет безучастно стоял у края могилы и слушал, как священник унитарианской церкви, к которой относилось кладбище, превозносит добродетели Говарда. Единственным, что показалось ему уместным в этой речи, были слова о том, что Говард теперь «пребудет с миром» и «обретет покой».
В машине на обратном пути Рози без конца пересказывала объяснения врачей, безуспешно пытавшихся разбудить Говарда:
— По крайней мере, он, слава богу, не мучился. Он не чувствовал боли. Просто у него остановилось сердце. Здесь никто ничего не смог бы сделать.