— Факт. Спятил от спания (или не спания) в одиночку в двуспальной кровати. Спятил от тоски по тебе. От фанерных тостов и недожаренных яиц. Спятил...
— Эй, приятель, — перебила она и показала на комнату, откуда мы вышли, — у меня совещание.
А какое мне дело, что нас может услышать кто-то из суконных? Я продолжил тираду:
— ...и я решил, что даже в своей президентской запарке, ты может тоже решишь чуточку спятить, и...
— Зануда, — сурово прошептала она, — Я на совещании.
— Я вижу, что ты занята, Марси. Но послушай, когда ты закончишь, я буду ждать тебя у себя в номере.
— Это может длиться вечность.
— Значит, я буду ждать вечность.
Похоже, Марси почувствовала это.
— О'кэй, друг мой.
Она поцеловала меня в щёку. И вернулась к своим делам.
«О, моя любовь, моя Афродита, моя прекрасная рапсодия...»
Жан-Пьер Амон, офицер Иностранного Легиона домогался любви неземной аравийской принцессы. Принцесса придушенно возражала: «Нет, нет, нет, берегитесь моего папа'!».
Было уже заполночь, и этот древний фильм был единственным, чем могло порадовать телевидение города Денвер.
Компанию мне составлял неуклонно уменьшавшийся запас поп-корна. Я дошёл уже до такого состояния, что беседовал с телевизором:
— Ну, Жан-Пьер, просто сдери с неё одежду! — он не обратил на меня внимания и продолжал нести чушь и заламывать руки.
Потом в дверь постучали.
Слава Богу!
— Привет, малыш, — сказала Марси.
Она выглядела вымотанной, волосы рассыпались по плечам. Так, как мне нравится.
— Как дела?
— Я отправила всех по домам.
— Закончили?
— Ох, нет. Там всё ещё безнадёжный завал. Можно я войду?
Я настолько вымотался, что прислонился к дверному проёму, загораживая вход.
Она вошла. Сняла туфли. Рухнула на кровать. И устало посмотрела на меня.
— Ты, большой романтичный зануда. Ты бросил своё Очень Важное Дело?
Я улыбнулся.
— У меня есть приоритеты. Тебе пришлось приехать сюда. А я решил, что тебе может понадобиться ещё кто-нибудь.
— Это здорово, — сказала она, — немного безумно, но невероятно здорово.
Я пришёл к ней и заключил её в объятия.
Примерно через пятнадцать секунд мы крепко спали.
Мне снилось, что, пока я спал, Марси проскользнула ко мне в палатку и шепчет: «Оливер, давай проведём день вместе. Только я и ты. Как можно выше и лучше».
Проснувшись, я обнаружил, что сон начинает сбываться.
Марси была одета по-зимнему. А в руках держала лыжный костюм — как раз моего размера.
— Вставай, — сказала она, — мы идём в горы.
— А как насчёт твоих встреч?
— Сегодня — только с тобой. С остальными договорюсь после ужина.
— Господи, Марси, что тебя стукнуло?
— Приоритеты, — улыбнулась она.
Марси снесла ему голову.
Жертвой был снеговик, орудием обезглавливания — снежок.
— Во что будем играть дальше? — поинтересовался я.
— Расскажу после обеда.
В какой именно части Парка Скалистых Гор мы находимся сейчас, я не имел не малейшего понятия. Но никаких признаков жизни не наблюдалось до самого горизонта. А самым громким звуком был хруст снега под ногами. Нетронутая белизна повсюду. Как будто свадебный пирог, приготовленный самой природой.
Может быть Марси и не умела зажечь газовую плиту, но с баночкой «Стерно» она была просто потрясающа. Мы подкрепились супом и сэндвичами прямо тут же в горах. К чёрту роскошные рестораны! И все обязательства. И телефоны. И любые города с населением больше двух человек.
— Где точно мы находимся? (Компас на сей раз был у Марси).
— Немного к востоку от Нигде.
— Мне нравится тут.
— А если б не твои манеры быка в китайской лавке, я бы всё ещё торчала в Денвере, в той же прокуренной комнате.
Она приготовила кофе со «Стерно». Эксперты могут сколько угодно говорить, что получившийся напиток не особенно удачен и даже пить его страшновато, но меня он согрел.
— Марси, — сказал я, и это было шуткой лишь наполовину, — в тебе пропадает кулинар.
— Только на дикой природе.
— Значит, это и есть твоё место.
Она посмотрела на меня. Оглянулась по сторонам. Она светилась счастьем.
— Я хотела бы, чтоб мы не возвращались.
— Мы можем не возвращаться, — я был серьёзен.
— Марси, мы можем оставаться здесь пока не начнут таять ледники, или пока нам не захочется поваляться на пляже. Или спуститься на каноэ по Амазонке.
Марси задумалась. Размышляет, как отнестись к моему — что это было? Предложение? Идея?
— Ты меня проверяешь? Или серьёзно? — наконец спросила она.
— И то, и другое. Я буду счастлив выйти из этой мышиной беготни, а ты? Не у многих людей есть наши возможности...
— Кончай, Бэрретт, — запротестовала она, — ты самый амбициозный парень, из тех, что я встречала. Кроме меня. Готова поспорить, ты иногда подумываешь стать Президентом.
Я улыбнулся. Но кандидат в Президенты не имеет права врать.
— О'кэй. И такое бывало. Но в последнее время я думаю, что гораздо с большим удовольствием учил бы своих детей кататься на коньках.
— В самом деле?
Она была искренне удивлена.
— Только если они пожелают учиться, — добавил я, — Ты могла бы получать удовольствие от чего-нибудь несостязательного?
Она на секунду задумалась.
— Это будет что-то новое, — ответила она, — пока не появился ты, я чувстовала себя лучше только от этих смотрите-на-меня-все побед.
— Скажи, а что может сделать тебя счастливой теперь?
— Парень.
— Какого типа?
— Который не станет во всём слушаться меня . Который поймёт, что на самом деле... мне не всегда хочется быть боссом.
Я молча ждал, пока горы разойдутся по своим местам.
— Ты, — наконец произнесла она.
— Я рад, — ответил я.
— Что мы будем делать сейчас , Оливер?
Нам было хорошо и спокойно. И в наших фразах то и дело возникали задумчивые паузы.
— Сказать, что тебе стоит сделать? — спросил я.
— Да.
Я глубоко вдохнул и сказал: