Глория решила, что он встретил кого-то нежелательного.
— Что, жену увидел? — шепотом спросила она.
Сэнди молча покрутил головой.
Глория осторожно проследила за его взглядом. Его внимание было приковано к столику в дальнем углу, за которым, в ее представлении, сидела ничем не примечательная компания, трое мужчин и одна женщина.
— У тебя голливудская болезнь, — посочувствовала она.
— Что это значит?
— Ну, разновидность галлюцинаций, нападающих на человека, впервые оказавшегося в Голливуде. Длится, как правило, несколько дней. У меня тоже поначалу такое было. Тебе кажется, что всякий, кого ты видишь — мясник, бакалейщик, кто угодно, — на самом деле знаменитость типа Роберта Редфорда или Джейн Фонды. На самом деле здесь всякий плебей изо всех сил старается выглядеть как настоящая звезда.
— Нет, — возразил Сэнди, все еще в полутрансе. — Я знаю этого человека. Мы вместе учились в старших классах школы.
Глория еще раз осторожно посмотрела на компанию.
— Надеюсь, ты не о Ким Тауэр говоришь? — с презрением произнесла она.
— Да, да, — подтвердил Сэнди. — Это она, я ее знаю.
— Ничего удивительного, — небрежно прокомментировала Глория. — В этом городе ее все знают.
Сэнди намеренно пропустил ее реплику мимо ушей. И спросил тоном ребенка, обращающегося за советом к взрослому:
— Как думаешь, ничего, если я к ней подойду и поздороваюсь?
— Если тебе от этого станет легче — ради бога, — ответила Глория. — Но, выражаясь твоим языком, у нее в голове ровно одна извилина.
Сэнди машинально принялся оправдываться.
— Ничего подобного, она очень умная, — сурово заявил он.
— Хорошо, хорошо, — с улыбкой согласилась Глория, — будем считать, что умные женщины своего ума не показывают. Она, во всяком случае, его скрывает весьма умело.
Не обращая внимания на сарказм Глории, Сэнди поднялся и, словно в трансе, вызванном встречей со своей богиней, неуверенно направился к столику Рошель.
Чем ближе он подходил, тем восхитительнее казался ему предмет его обожания. Безупречная кожа, идеальные зубы — в ней все сверкает, все совершенно. Подойдя так близко, как позволяла ему его смелость, Сэнди робко произнес:
— Привет, Рошель, рад тебя здесь видеть.
По лицу девушки пробежала тень сомнения. Одновременно три ее кавалера разом повернулись к тому, кого они приняли за незадачливого поклонника в поисках автографа.
Их остановила ее улыбка.
— Сэнди, неужто ты?
— Я уж подумал, ты меня забыла… — пробормотал он.
— Как это забыла? — воскликнула Рошель. Она встала и протянула ему обе руки. — Иди сюда, я тебя обниму.
Сэнди повиновался и, сам того не осознавая, получил по поцелую в каждую щеку.
Но это была только увертюра к праздничному салюту. Рошель принялась на все лады представлять Сэнди своим спутникам.
— Ребята, позвольте представить вам моего самого дорогого друга детства и, наверное, самого гениального американского ученого. А по счастливому совпадению, еще и сына Сидни Рейвена. Сэнди, это Харви Мэдисон, мой агент. Это — Нед Гордон, мой менеджер, а это — Март Хамфриз, мой рекламный агент.
Все трое поднялись и энергично пожали Сэнди руку, а Рошель продолжала:
— Мне очень жаль, что не могу тебя пригласить за наш столик, но у нас тут деловое совещание. Мой контракт заканчивается, его надо будет возобновлять, и мы проговариваем для себя кое-какие детали.
— Все в порядке, — ответил Сэнди. К нему начала возвращаться какая-то уверенность в себе. — Я все равно не один.
— Правда? — с любопытством воскликнула Ким.
— Да, — горделиво подтвердил Сэнди. — Вон она там сидит.
Четыре пары глаз издалека смерили Глорию оценивающим взглядом.
— Хорошенькая леди, — объявил Харви Мэдисон. — Тоже из наших, киношных?
Сэнди на миг показалось, что этой репликой агент принижает его девушку.
— Нет, — ответил он с оттенком высокомерия. — Она занимается историей искусств. Приятно было познакомиться, я пойду. Прошу меня извинить.
Рошель покричала вслед:
— Обязательно позвони мне до своего отъезда! Мы с тобой куда-нибудь сходим, вспомним старые времена.
— Да, да, конечно, — промямлил Сэнди.
Он вернулся к своему столу и сел.
— Прости, — сказал он, — это моя давнишняя приятельница, еще по Нью-Йорку.
Глория кивнула.
— У тебя на щеках помада.
Принесли еду. Пока официант суетился вокруг столика, Сэнди улучил момент и внимательно рассмотрел свою спутницу. Если не считать небольшого количества туши для ресниц, никакой краски на лице Глории не было. В отличие от Рошель.
Неожиданное общение с группой киношников придало Сэнди смелости.
— Насколько я понимаю, тебя интересует кино, — заметил он.
— Не ошибся. Мне кажется, пора женщинам занять подобающее им место в этом бизнесе. А ты как считаешь?
— Ну, по-моему, Барбре Стрейзанд это уже удается.
— Быть актрисой? Очень надо! — усмехнулась Глория. — Чтобы на тебя все пялились? Я уже работаю на полставки в монтажной лаборатории «Парамаунт». Если себя зарекомендую, когда-нибудь увидишь в титрах мою фамилию. В качестве режиссера.
— Пожалуй, за это надо выпить, — заявил Сэнди и поднял бокал шабли. Именно это вино значилось в карте под номером сто двенадцать.
А Глория провозгласила свой тост.
— Теперь моя очередь, — сказала она. — За то, чтобы ты как можно скорее разлюбил Ким Тауэр.
Сэнди опешил.
— Ты почему это сказала?
— Потому что, Сэнди, она искусственная, а ты настоящий.
Потом, в квартире Глории, они до глубокой ночи занимались сексом. После чего, все еще в возбуждении, Сэнди прошептал ей на ухо:
— Глория, если я тебе скажу, что, кажется, влюбился?
— Я тебя отговорю, милый. Я для тебя тоже не пара.
Домой он приехал около четырех утра. Потихоньку вошел — и с удивлением увидел, что в отцовском кабинете горит свет.
Сэнди заглянул в дверь — старший Рейвен, в шелковом халате, сидел в кресле, задрав ноги, и быстро просматривал какой-то сценарий. Справа и слева от него были горы бумаги.
— Пап? — шепотом окликнул он.
— А, сынок, ты меня напугал. Не ожидал, что ты так рано вернешься.
— Ты всегда так засиживаешься? — удивился Сэнди.
— Если хочешь чего-то достичь в мире кино, малыш, надо поменьше бока пролеживать. Через минуту-другую начнут звонить из Испании, мы там снимаем итальянский вестерн. А я тем временем посмотрел кое-какие новые сценарии — вдруг что дельное попадется.