— Я это заметила, — сухо бросила Тони.
— А ты заметила, что я недолго отсутствовал?
— Я заметила, что тебя не было, — туманно ответила она, оставляя за ним право делать выводы.
— Ну что ж, кризис миновал, — смущенно сообщил он.
Тони удивленно посмотрела на мужа:
— Неужели?
— Тони, ради бога, я всего лишь проявил гуманность. Так мне, во всяком случае, казалось.
— И проявлял ее всю ночь? Я звонила домой каждые полчаса. Ты же не станешь уверять, что остановился в «Хилтоне»? Следовательно, ты всю ночь держал ее за руку, так?
— Перестань! — от раздражения Адам даже повысил голос. — Ты с ума сошла, если опускаешься до таких намеков!
Тони остановилась и посмотрела мужу в глаза. Слова вылетали из ее губ вместе с клубами пара.
— Адам, изменить — значит не обязательно переспать с другой женщиной.
У Адама быстрее забилось сердце.
Уперев в его грудь лыжную палку, Тони объявила:
— Будем считать, что у тебя испытательный срок.
В оставшиеся дни отпуска они старательно делали вид, что ничего не произошло — ради Хедер и Розенталей. Но напряжение было достаточно сильным и ни от кого не укрылось.
Как Адам ни старался, он ни на один миг не мог выбросить Аню из головы.
Утром в день отъезда он встал спозаранку, сбегал в главный вестибюль и расплатился по счету. Он боялся, что это сделает Тони — тогда она увидела бы, сколько он наговорил по телефону с Бостоном. Причем все время с одним и тем же номером.
К полудню вся компания загрузилась в микроавтобус Чарли. Рядом с пышущими здоровьем и радостным возбуждением друзьями Адам и Тони особенно остро понимали, что уже никогда не смогут жить как прежде.
Для трутней (как они себя называли) из лаборатории Грегори Моргенштерна едва ли не главным светским событием года было барбекю по случаю Дня независимости. Это мероприятие было патриотическим вдвойне, поскольку профессор с семьей жили в городе, прославленном легендарным Эмерсоном, том самом, где бесстрашные американские фермеры произвели «выстрел, услышанный всей планетой».
Праздник всегда начинался инсценировкой знаменитого Лексингтонского сражения, причем молодое поколение местных жителей предпочитало изображать поверженных британцев — из-за их ярко-красных мундиров. После этого все перебирались в профессорское поместье и ради особого дня позволяли себе забыть про ненавистный холестерин и от души подкреплялись стейками с жирком, зажаренными на канцерогенных углях.
Соседки, как правило, на свой лад отмечали годовщину революции, демонстрируя независимость самоотверженной работой в лаборатории. Однако Стелла великодушно одолжила Вику и Сэнди свой четырехдверный «рыдван».
В просторном саду Моргенштернов вместо праздничного салюта раздавался звон бокалов. После обильного возлияния не на шутку разошедшийся профессор обычно брал на себя роль запевалы, а гости дружно подхватывали популярные песни в стиле фолк.
Главным номером программы становилась песня Боба Дилана «Ответ знает только ветер». Будучи в подпитии, профессор обычно утверждал, что Дилан — это невыявленный гений квантовой физики, а «ответ», который «знает только ветер» — ни больше ни меньше как поток элементарных частиц.
Вытянув из Сэнди обещание, что обратно машину поведет он, Вик пустился на углубленные поиски питья и прочих плотских услад, наставляя приятеля примерно следующим образом:
— Лучшее место для поисков покладистых леди — окружение Джуди Моргенштерн.
— Дочери Старика?
— Угадал, — отвечал Вик. — Она же дипломница Беннингтона — а ты знаешь, какие они там.
Погруженный в себя, бедняга Сэнди на самом деле плохо себе представлял, о чем толкует приятель. Но слабое подозрение к нему в душу начало закрадываться.
Так он очутился в компании молодых людей, расположившихся в тени старого дуба. Они слушали пение очень хорошенькой юной гитаристки, веснушчатой, с рыжими волосами, забранными в хвост. На ней были шорты из старых джинсов и футболка.
«Ого, — мелькнуло у Сэнди, — вот уж не думал, что у Моргенштерна такая хорошенькая дочка. Пожалуй, поневоле усомнишься в генетике. Если Рошель считать богиней, то это создание вполне можно отнести к нимфам. Жаль, что у меня не хватит духа с ней заговорить».
В этот момент певица выразительно покашляла и произнесла:
— Найдется тут рыцарь, способный принести несчастной девушке пивка?
Всегда сдержанный Сэнди встрепенулся и ухватился за свой шанс.
— Я схожу! — вызвался он.
— Благодарю. Только бери снизу, там бутылки похолоднее!
Сэнди бегом бросился туда, где в роли гигантского ведра со льдом стоял металлический мусорный бак, выудил из его недр бутылку ледяного «Миллера» и быстро вернулся к измученной жаждой певице.
— Спасибо, — с улыбкой пробормотала она. — Ты спас мне жизнь. А себе принес?
— Ой, забыл, — смутился Сэнди.
Девушка дала ему допить и предложила сходить еще за одной бутылкой.
Да, Вик не ошибся. Вокруг «менестреля» он узрел целую компанию симпатичных девушек, из которых примерно половина были без кавалеров. Но Сэнди уже подпал под чары гитаристки.
После третьего похода к источнику живительной влаги он — благодаря той самой влаге — осмелел настолько, что подсел к девушке и представился.
Причем сделал это в разбитной манере своего отца:
— Фамилия Рейвен, специальность — химик.
— Ну что ж, Рейвен, — весело откликнулась девушка, — ты чего-нибудь хочешь?
— Для начала, — заметил Сэнди, — не мешало бы узнать, как тебя зовут.
— Принцесса Джуди, — ответила она. — Мое королевство — вот эти пять акров. Грег мой отец, и хотя я к науке никакого отношения не имею, все же хожу у него в лучших друзьях.
— Могу его понять, — прокомментировал Сэнди и стал судорожно вспоминать старое кино. — Помнишь, как в том фильме? «Думаю, это начало чудесной дружбы».
— О! — Она оживилась. — Ты тоже помешан на «Касабланке»?
— Хуже. Я помешан на кино как таковом. У меня отец киношник.
— А конкретно?
— Продюсер.
— А что он выпустил?
— Ну, во-первых, меня, — пошутил Сэнди. — Все остальное — из целлулоида. Вообще-то, если бы я не хотел произвести на тебя впечатление, то сказал бы, что его самая успешная работа на сегодняшний день — это «Годзилла и Геркулес».
Она разинула рот.
— Ты шутишь! Это же мой самый любимый фильм из отстойных. — Она быстро спохватилась и добавила: — Надеюсь, я тебя не обидела?