Ну, о выражении «собаку съел» я вообще молчу. И как можно было додуматься до такого безобразия? Если человек приобрёл в чём-либо большой опыт и основательные знания, то все твердят взахлёб: он, дескать, в этом деле собаку съел. Ничего себе, комплиментик. Нет, ну давайте по справедливости. Возьмите меня. Я в поводырской работе так поднаторел, такой опыт приобрёл, что могу слепого чуть ли не сквозь стену проводить. И что с того? Как я по вашему должен говорить? Я в этом деле человека съел? А-а, то-то и оно. Вот и подумайте сто раз, прежде чем свои глупые фразеологизмы вслух произносить…
— Но при чём тут пёс? — возмутился Санька. — Разве лифты не застревают без собак?
Понял, толстый балбес? Как тебя мой Шурка? Знай, за меня тоже есть кому заступиться.
— Если бы он не чихнул, всё было бы нормально, — не унимается мужчина.
— Не говорите глупостей, дядя, — стиснув зубы, отвечает Сашка.
Куснуть тебя, что ли, за коленку, чтобы ты не возводил напраслину да Сашку не огорчал?
— Успокойся, мальчик, — вмешалась душистая дама, — дядя шутит.
Ничего себе шуточки. Оболгал, можно сказать, унизил, а ей — шуточки.
— Ничего я не шучу, — буркнул мужчина и добавил: — Он так чихнул, что кабина затряслась. Вот лифт и остановился…
Ты бы лучше, духов меньше на свою невесту выливал. Дышать нечем. Не лифт, а парфюмерная лавка. Фу, какая гадость. Тут и мёртвый чихнёт.
— Гав! — сказал я, думая, может так прекратит свою гнусную ложь.
— Сиди теперь, не рявкай, — говорит толстяк. — Да смотри ещё не нагадь здесь, а то будет тебе потом «гав».
Дурак, что ли? Может, действительно какой ненормальный? Ну, вы сами посудите: разве нормальный человек будет такое болтать? Да ещё при даме.
Не знаю, как я не сдох в том лифте. Но нам в этот раз повезло, лифт открыли минут через двадцать, и мы пешком спустились вниз. Я тот «аромат» до сих пор за версту чую. Если какая девица с таким запахом проходит мимо нас, я даже дыхание задерживаю…
К вечеру мы добрались до дачи. Вот где я отдышался. Воздух! Как вода. Его лакать можно.
Утром я попал на войну. Серьёзно. Вспоминаю, и до сих пор хочется упасть и прижаться к земле. Но обо всём по порядку.
Тётя Тоня, так Санька называл мамину подругу, с утра затеяла в доме травлю то ли тараканов, то ли мышей, будь они неладны. Теперь я этих насекомых и грызунов ненавижу лютой ненавистью. Все человеки, включая Саньку, собрались ехать к кому-то в гости. Сашка, ясное дело, заупрямился и заявил:
— Я без Тришки никуда не поеду.
— Шурик, миленький, мы же на машине, — забегала бабуля, — куда же мы его посадим, на крышу, что ли?
Бабушка, тебе Петросяну бы помогать, а не внука воспитывать. Я представил мчащийся по шоссе автомобиль, а на крыше сидит собака. Мне кажется, точно кто-нибудь заехал бы в кювет, увидев такое представление. Ну, бабуля…
— Я его на руки возьму, — отвечает Санька.
— Не говори глупостей, Александр, — говорит Елизавета Максимовна, — такого телка на руки. Ты что?
Вот она — человеческая неблагодарность. Когда её коровой обозвали (помните перепуганного водителя?), я за неё заступился. Во всяком случае, гавкнул и мысленно пристыдил обидчика. А теперь вот и сам обозван травоядным млекопитающим. Хорошо хоть телком, а то ведь могла и козлом назвать.
Однако все эти обзывания уже через полчаса показались мне мелкой шалостью. В общем, Санька так и не смог отстоять наши с ним права быть вместе, и меня заперли в какой-то загон в конце двора. Чтобы я случайно в доме или во дворе никакой отравы не наелся. Эта идея принадлежала тёте Тоне. Почему-то мои родственники легко с ней согласились. Повода, вроде, не давал. Никогда ничего постороннего не ел. Ну, было пару раз в жизни: воды дождевой нахлебался, да из лужи дворняги угостили. Но тогда у меня выхода не было. Я пил, чтобы не подохнуть. Ну, уж извините, отраву для тараканов есть не стану в любом случае. Да ладно, чего уж теперь.
Слышу, тросточка стучит. Смотрю, Санька подошёл к решётчатой двери и протягивает мне руку.
— Ты здесь, Триша? — спрашивает, а сам чуть не плачет.
— Ав, — положив лапу ему в руку, отвечаю, — ав.
— Прости меня, родной, — жалобно произнёс он. — Не хотят они брать тебя в машину. Не обижайся, мама сказала, что мы через два-три часа вернёмся. Не обижаешься?
— У-у-у…, — отвечаю я. Понимаю, при чём тут Санька. У него такое же положение, как и у меня. Что сказали, то и делай. Взрослые часто не задумываются над нашими желаниями. Вся власть у них в руках. Некоторые даже не понимают, чем воспитание отличается от дрессировки и наоборот.
— Спасибо, Триша, — говорит Санька. Присел на корточки и гладит мою ру… лапу.
Дворик затенённый, солнце не печёт. Я вырыл в уголочке себе небольшую «постельку», немного покрутился, лёг и задремал.
Да, кстати, знаете, почему мы, собаки, прежде чем улечься, крутимся на одном месте. Замечали? Эта «привычка» заложена в нас на генетическом уровне. Дикие звери, к примеру, волки утаптывают, приминают траву или снег, чтобы получилось что-то похожее на гнездо. Они устраиваются в нём, свернувшись кольцом. В чём преимущество этого сооружения? В том, что такая «постель» позволяет волку максимально расслабиться и хорошо отдохнуть. Ведь, чтобы сохранить тепло в позе кольца, лёжа на плоской поверхности, животному приходится держать некоторые мышцы в напряжении. А в ямке гораздо удобнее сохранить такую позу.
Для нас, домашних собак, такие действия, конечно, не имеют особенной значимости. Это просто, как вы говорите, генетическая память. А вот для собак, которые живут круглый год вне помещения, такое поведение остаётся жизненно необходимым.
Повинуясь зову предков, устроился я в своём уютном гнёздышке. Когда я сплю, глаза мои, конечно, как и у людей закрыты (иногда полузакрыты), но зато в это время мои обоняние и слух работают как часы. Стоит появиться незнакомому запаху или раздаться какому-то постороннему звуку, я немедленно просыпаюсь. Попробуйте подкрасться ко мне спящему и не выдать себя. Уверяю вас: не получится. Только не проверяйте эти способности на незнакомых собаках. Потом пеняйте на себя.
Лежу, дремлю, вспоминаю. Однажды Иван Савельевич заспорил с каким-то собаконенавистником.
— Я бы всех собак убрал из города, — говорит мужчина. — Столько от них неприятностей — гадят, где попало, лают, могут укусить. Нет-нет, Иван Савельевич, — опомнился он, — вашего Трисона я не имею в виду. Он-то как раз полезен. Я говорю о тех, которые… в общем, только воздух портят. Я не понимаю их хозяев, столько денег на собак тратят, да ещё в общественный транспорт с ними лезут…
Иван Савельевич долго молчал, потом говорит:
— Гадят, значит? А ты возле пивнушки в нашем парке был? Ты не знаешь, почему там вонь такая стоит? Собаки нагадили?