– Это вы мне жизнь спасли, – пробормотал Архипов.
– Неправда. Лишь помогла чуть-чуть. Совсем немного. Теперь я перестану к вам являться, полно занятий у меня других, а здесь все завершилось превосходно. Да не читайте на ночь гнусных книг!
– Превосходно? – пробормотал Архипов.
– Я не хочу, чтобы вы уходили, – попросила Маша жалобно. – Пожалуйста. Немножко…
Но Лизаветы уже не было в кресле.
Сделалась тишина.
Архипов посидел-посидел и обнял Машу за плечи.
– Не трясись, – сказал он ей. – Это был третий раз, последний. Больше она точно не придет. Наверное, тот раз, на чердаке, не считается.
– Ты… тоже ее видел?
– Маш, только слепой бы ее не увидел! Конечно, видел. Мы с ней любим болтать о том о сем… Особенно полюбили после того, как она умерла.
– Володя, ты что?
– Лучше ты меня ни о чем не спрашивай, – посоветовал Архипов, – а то я тебе нагрублю. Я сам… ничего не понимаю. Но я… правда, Маш… Я же не сумасшедший!
– Нет, – согласилась она, – и я тоже.
– Кстати, Лизавета всегда оставляла знаки своего присутствия, – вдруг вспомнил Архипов. – То синяк у меня на руке, то лед в луже. Странно, что сейчас ничего не оставила.
Маша посмотрела на него еще, потом легла и натянула на голову одеяло. Архипов тоже лег, но на голову одеяло натягивать не стал.
Так они лежали и лежали, а потом оказалось, что они спят, и звонит будильник, и надо вставать и собираться на работу.
Солнце за окнами было желтым, небо синим, и начинался жаркий и длинный летний день.
Тинто Брасс подошел и боднул Архипова головой.
– Сейчас, – сказал тот, – иду.
Нужно подниматься и идти на бульвар – бегать.
Архипов свесил голову с кровати и пошарил рукой, чтобы заставить замолчать будильник, который все квакал, и нашарил что-то другое – бумажное и разрозненное.
Он живо открыл глаза.
По всему ковру беспорядочно разлетелись страницы последнего шедевра Гектора Малафеева под названием “Испражнения души”. Глянцевая обложка разорвана пополам – о, ужас! Половина элегантного Гектора валялась под креслом, а вторая половина у самой двери. Обе половины были неровные и какие-то слишком карикатурные – низ с сигаретой в ироничных губах и верх в надвинутой шляпе.
Тинто Брасс изорвал шедевр практически в клочки и теперь ухмылялся виновато-победительной усмешкой мальчишки-хулигана.
Архипов не стал его ругать, потому что знал – это Лизавета его надоумила. Сам бы он ни за что не догадался.