— Так, — сказала врачиха. — Значит, если вы хотите, я напишу вам направление на аборт. Это в том случае, если вы не пойдете в платную.
— Какой аборт? — тупо спросила Мелисса.
Врачиха сняла очки и резким движением положила их на бумаги.
— Послушайте, женщина, — начала она решительно, — я не понимаю причин вашей истерики. Ну, что такое случилось? Ну, ну! У меня есть время, прием все равно уже закончен, а муж позвонит, когда приедет. Меня на дачу забирает муж, — зачем-то пояснила она. — Так что говорите мне, в чем дело. Ну?
— Этого не может быть, — как попка-дурак повторила Мелисса Синеокова, знаменитая писательница.
— Чего?.. — спросила врачиха с раздражением.
— Я не могу быть беременной.
— Отчего же?!
Мелисса подняла на нее глаза. Врачиха смотрела на нее, губы ее кривились, и пучок на голове подрагивал язвительно. И вообще вся она была, как из фильмов пятидесятых годов, — уверенная, пожилая, скептическая и какая-то очень успокаивающая.
— Так. Я слушаю. Почему не может быть?
Мелисса Синеокова, знаменитая писательница, залилась слезами. Она вдруг зарыдала, да так сильно, что в горле у нее забулькало, и слезы как-то сразу закапали на стол, на календарь со снегирем, который лежал у врачихи под исцарапанным плексигласом. Мелисса смахивала горячие капли ладонью, и ладонь тоже стала мокрой.
Врачиха все смотрела на нее.
— Ну, я поняла, что ты переживаешь, — безжалостно сказала она. — Дальше-то что?..
Не могла же Мелисса прямо тут, в этом кабинете, рассказать незнакомому человеку про Садовникова, про тот аборт, и еще про то, что у нее не может быть детей, про недавний плен, про Ваську, который сказал, что он с ней больше не может, потому что чувствует… зависимость, как наркоман!
— Ничего я не поняла, — нарушила молчание врачиха, — а ты говорить не хочешь!.. Ну! Я тебя слушаю!
— Я не могу быть беременной, — сказала Мелисса мрачно. — Вы просто ошиблись.
— Так, — помолчав, выговорила врачиха. — Я ошиблась. Ну а ты зачем ко мне пришла? На плановый осмотр или как?
— Я… мне показалось.
— Что тебе показалось?
— Ну… это самое. Вы знаете, что. Я сделала тест и пришла.
— Так. Что показал тест?
Мелисса перестала рыдать и уставилась в окно, закрашенное белой краской. Там была крохотная дырочка, и в эту дырочку видно зеленый лист.
С ней уже давно никто не разговаривал таким тоном. Давно — с тех пор, как она начала писать, а прошло уже лет восемь!
Она начала писать, к ней «пришла слава», как выражались журналисты, и все стали уважительны, вежливы и любезны.
— Ну, так что тест? — поторопила врачиха. — Ты говори, говори, а то муж уже скоро приедет!
Нет, давно, давно с Мелиссой не разговаривали таким тоном! Впрочем, сама виновата, поехала не в модную клинику, где за визит берут триста долларов, а в районную консультацию «по месту жительства», где в коридоре стоят казенные дерматиновые стулья, где на двери висит «График приема беременных», где сердитая уборщица возит по линолеуму коричневой мешковиной, намотанной на швабру, и покрикивает на смирных теток из очереди: «Ноги примите, женщина! Понатащат грязи, а ноги не убирают!»
Мелисса приехала сюда именно потому, что ей хотелось сохранить инкогнито. В модной клинике ее моментально раскусили бы, это уж точно!..
— Так, — сказала врачиха. — Ты не хочешь говорить?
— Не хочу, — сказала Мелисса.
— Что показал тест, который ты сделала?
— Что я беременна, — бухнула бедная знаменитая писательница, с которой произошло то, что произойти не могло ни при каких обстоятельствах.
— И что тебя так… напугало?
— Этого не может быть, — выговорила она упрямо.
— Послушай, — сказала врачиха. — Тебе не пятнадцать лет, и ты не бездомная кошка. Тебе тридцать… — она заглянула в карточку, — пять, и ты писательница.
Мелисса вздрогнула и уставилась на нее.
— У тебя что, муж урод?
— Н-нет, не урод.
— Или ты с ним не спишь?
— Сплю, — повинилась Мелисса.
— А тогда почему не может быть? Если ты спишь с мужчиной, то в свои тридцать пять лет ты должна примерно представлять себе, что от этого бывают дети. Ты что, не представляла?
— У меня бесплодие! — закричала Мелисса. — У меня десять лет назад был аборт, и после него…
— Да это все в карточке написано, — хладнокровно сказала врачиха. — Ты же тогда у нас на учете была! Или забыла?
Ничего она не забыла, это невозможно забыть!..
— Тогда почему у тебя истерика? Я не понимаю. Если хочешь делать аборт, делай, но я бы тебе не советовала. Все-таки ты не девочка уже, и наступит ли новая беременность, неизвестно. Я бы советовала тебе рожать. — И она снова нацелилась на свою ручку, чтобы продолжать писать.
Мелисса смотрела на нее и медленно, очень медленно осознавала масштаб случившегося.
Вряд ли врачиха ее обманывает. Вряд ли она ошибается. Вряд ли ошибаются все — и тест, и врачиха, и она сама, потому что в последний месяц с ней явно творилось что-то странное. Она, конечно, о ребенке и не думала, потому что знала, что «этого не может быть», но вдруг есть?!
Вдруг?!.
— Поверь мне, — опять начала врачиха, — никогда не будет подходящего времени. Всегда будут несделанные дела, нерешенные вопросы и упущенные воз можности. Никто не собирается рожать детей сейчас, но все собираются годика через два или три. Но если ребенок уже есть, имеет ли смысл от него избавляться?!
— Избавляться?! — вскричала Мелисса. — Да что вы такое говорите?! Да как вы могли подумать?! Да я ни за что!.. Никогда!..
Тут ей померещилось, что сейчас, в этом кабинете, ее опять заставят сделать аборт, и она вскочила, метнулась к двери и выбежала бы, если бы врачиха ее не удержала.
— Тю-ю! Прыткая какая! Ку-уда! А ну, сядь! Сядь, кому говорю!
Мелисса отрицательно помотала головой, держась за дверную ручку.
— Тебе, девушка, лечиться нужно, — строго сказала врачиха. — У невропатолога. Курс пройти. А то ребеночек выйдет нервный! Ты что?..
При слове «ребеночек» Мелисса присмирела, посмотрела на открытую дверь, тихонько притворила ее и вернулась на стул. И улыбнулась.