Эмма крикнула, чтобы Кейн поостерегся, потому что его кузен вдруг набросился на него, выставив вперед руки, как в позиции классического боевого искусства. Кейн отразил удар молниеносным, едва заметным движением. Обе собаки яростно залаяли, а Лаки бросился вперед, оскалив зубы.
— Стоять! — закричала Эмма.
Собака остановилась, но продолжала рычать. Кейн почти небрежно, но с силой ударил Рори в живот и схватил его за руку, которую ловко и, видимо, болезненно заломил тому за спину.
Рори выругался, его приглушенные невнятные слова звучали отвратительно и чуждо в тихой прелестной гостиной.
— Перестань, — велел Кейн, но ругательства не прекращались, и тогда он положил им конец, сильнее заломив руку, пока Рори не заскулил от боли, а собаки снова не залаяли. — Тихо! — скомандовал Кейн, ослабив хватку. — Что ты здесь делаешь?
Новое ругательство было ему ответом. Кейн поднялся на ноги и потащил за собой молодого человека. Черный свитер выбился из темных джинсов Рори, тщательно уложенные волосы растрепались. Вспыхнув, полубезумными глазами он уставился на Лаки, который все еще рычал, готовый ринуться в драку, и скалил зубы.
— Это ты подбил Дейви на то, чтобы тот украл у Фрэн ключ? — Звонкий голос Эммы задал вопрос, который все объяснял.
Он перевел на девушку взгляд и, осмотрев ее с ног до головы, с нагловатой медлительностью произнес:
— Да.
— Зачем тебе это было нужно?
Рори пожал плечами, но вздрогнул, когда Кейн больно потянул его за руку.
— Отвечай! — сказал Кейн вкрадчивым голосом.
— А ты заставь меня! — ухмыльнулся Рори.
— Эмма, сделай одолжение, позвони в полицию! Скажи им, что была ночная кража со взломом и попытка изнасилования.
У Рори отвисла челюсть.
— Ты не можешь пришить это мне! — возмущенно закричал он.
— Я бы и не хотел, — проговорил Кейн. — Полиция это сделает за меня. А по каким еще причинам ты оказался здесь?
После беглого взгляда на лицо Эммы Рори мрачно ответил:
— Я вернулся сюда за курткой.
— А почему ты ее здесь оставил?
Рори снова возмутился:
— Ты, идиот, вернулся сюда раньше, чем я рассчитывал! Ты сказал, что собираешься смотреть фильм, черт бы тебя побрал, это давало мне полтора часа времени. Но ты вернулся уже через полчаса. Когда я услышал, что вы идете, пришлось делать ноги. Я забыл в доме куртку, и у меня даже не было времени закрыть дверь на ключ.
— И что, — спросил Кейн с жестокой, беспощадной властностью, — ты делал в этом доме?
— Я собирался забрать ротвейлера.
Глаза Эммы встретились с глазами Кейна. Лаки, который сидел на задних лапах, навострив уши, поднялся, подошел к Эмме и уселся рядом с ней.
— Зачем? — спросил Кейн, еле сдерживая гнев.
— Я знаю одного охотника на кабанов, который утверждает, что ротвейлеры самые лучшие охотники, — слишком поспешно заявил Рори.
— Думай, что говоришь, — посоветовал Кейн ледяным тоном. — Мы можем провести здесь всю ночь, если хочешь, или я отвезу тебя в полицейский участок. Твоим родителям, увы, придется узнать об этом.
Рори нервно сглотнул и, поколебавшись, неохотно сообщил:
— Ротвейлеры — хорошие бойцы.
Почувствовав приступ тошноты, Эмма закрыла глаза. Она знала о торговле бойцовыми собаками, даже видела нескольких, искалеченных, несчастных.
— Продолжай! — безжалостно приказал Кейн.
— Я начал прикармливать его, чтобы завоевать его доверие. Сегодня вечером Эмма сказала, что скоро уезжает в Парагай. А когда вы оба решили, что будете еще полтора часа смотреть телевизор, я уже знал, что лучшей возможности больше не представится.
— Если ты прикармливал его, то почему раньше его не взял? — поинтересовался Кейн.
Рори улыбнулся.
— Возможно, тебя он и слушается, но вряд ли он будет так же чертовски послушен и мне. Он позволяет мне гладить его, если у меня есть еда и нет поводка, но, даже если я спрячу ошейник за спину или в карман, этот проклятый пес как будто знает об этом и не подпускает к себе.
— Ты уже купил ошейник? — ахнула Эмма.
— Чтобы таким способом объявить всем в Парагае, что я собираюсь украсть собаку? — Рори ухмыльнулся. — Нет, я подобрал один из тех, которые валялись у Кейна в сарае.
Лаки бы почуял запах чужой собаки от кожаного ошейника. А так как он не любит гулять на поводке, наверняка не подпустил бы Рори близко, чтобы тот смог надеть на него ошейник.
— Итак, это должно было произойти сегодня, — сказал Кейн безо всякого выражения.
Бледнея, Рори уставился на Кейна и судорожно сглотнул.
— У меня есть место, где пса можно было спрятать, а завтра бы пришел человек забрать его и переправить в Окленд.
Кейн отпустил его. Быстро взглянув на дверь, Рори сделал шаг назад. Не скрывая своего презрения, Кейн пригрозил:
— Только попробуй! Я выслежу тебя, и, уверяю, ты очень пожалеешь. Тебе нравятся собачьи бои?
— О Боже, нет! — вздрогнул Рори. — Но я… — Он запнулся и облизнул губы, уставившись в землю. — Я должен отдать деньги, карточный долг, человеку, который организует эти бои. Он вынуждает меня. Я думал, если притащу ему собаку — ротвейлеры стоят больших денег, — это будет в самый раз. Правда, я не расплачусь со всеми долгами, но на некоторое время это хотя бы освободит меня от зависимости.
— Почему ты не обратился к отцу? — спросил его Кейн с окаменевшим лицом.
Рори снова пожал плечами.
— Ты знаешь, какой он, — бросил он с горечью. — Так или иначе, но он выручал меня уже два раза. Послушай, давай договоримся, хорошо? — начал упрашивать Рори. — Я сюда приходил не для того, чтобы обидеть Эмму, — я сделал копию ключа, чтобы кормить собаку и подружиться с ней.
— Подружиться, чтобы затем предать… — с горечью заметила Эмма.
— О, ради Бога, животных нельзя предать! Собаки любят драться — для них это вполне естественно. И Лаки такой же. Так или иначе его все равно уберут. Собаки, которые губят овец, в конечном счете сами попадаются.
— Ты оставил дверь открытой, когда Эмма впервые пришла к нам на обед? — холодно поинтересовался Кейн.
Рори энергично покачал головой:
— Нет, черт побери! Я тогда еще не знал, что здесь живет ротвейлер. Это произошло позже…
— Мне нужно подумать обо всем этом, — заключил Кейн. — И если ты хочешь что-нибудь предпринять по поводу своего долга, лучше оставайся дома!
Рори кивнул. Почти выпихивая молодого человека из комнаты, Кейн вышел за ним следом.
Эмма осталась с Лаки, еле сдерживая гнев.