– Ай! – воскликнула девушка в черном, и взметнулись перья страуса. – Нахалка какая, лахудра!
Анна нечаянно задела ее плечом, и теперь черный рукав девушки был весь облеплен песцовыми клочьями.
– Линяет. – Анна принялась обирать с рукава серые прядки.
– Шкура облезлая! Рванина! – Òемный глаз девушки был страшен. – Песец называется!
– Сейчас я почищу!
Но тут ветер со вздохом зарылся в больной мех и осыпал черное пальто седыми травинками. Девушка повернулась к ней, темнея лицом.
– Извини, опоздал! – Андрей потянул Анну за руку.
Тяжелая дверь со звоном распахнулась. Мимо Анны не спеша прошла девушка в черном. Окунулась в густую зелень, вынырнула оттуда юная, яркая, охорашиваясь и светясь косметикой.
– Столик заказан, – засеменил голосом швейцар, сгибаясь перед Андреем. – Пожалте, раздевайтесь. Вот. Вот. Номерочек, извольте. Вот. Вот. Вот.
Они оказались в теплом, густо населенном пространстве. Сочный воздух тек из сумеречного зала. Анна вдруг попала в сердцевину зеркала, неразбавленной синью плеснули ее глаза. Анна высоким движением поправила волосы. И все девушки, живущие в зеркалах, разом закивали головами, улыбаясь, признав ее за свою.
Появилась женщина в строгом темном костюме, похожая на стюардессу.
– Столик на четверых. Пожалуйста. – Полпорции остывшей улыбки. Ее голову обвивала раз навсегда позолоченная коса.
Столик оказался сбоку, у самого оркестра. Завитая улиткой труба, с круглыми клавишами и приросшей к ним рукой, высунулась из придуманного полумрака. Анна чувствовала, как надуваются и лопаются пузыри музыки.
К ним подошла немолодая официантка, шлепая плоскими утиными ногами. У нее было простое деревенское лицо. В этом зале, где даже воздух был дорогим и душистым, среди экзотических рыб в подсвеченных аквариумах, пожилая официантка была чужой, случайно и ненадолго выпавшей из другого мира. Она бережно и осторожно расставляла высокие бокалы, тарелки, тарелочки.
Андрей что-то небрежно говорил ей, она испуганно переспрашивала.
Анна, напрягая всю волю, заклинала его: «Ну, посмотри на меня, посмотри!», – но не могла притянуть к себе его взгляд.
Андрей морщился, сдирал и навертывал на вилку лягушачью кожицу цыпленка табака. Выдрал поджаристое крылышко, принялся его обсасывать и вдруг замер с бессмысленно-испуганным лицом, низко пригнувшись к тарелке.
– Во-олос… – невнятно проговорил он с гримасой отвращения.
– Андрюша! – наклонилась к нему Анна.
– Я съел волос, – давясь, сказал он.
– На корочку, заешь, – Анна поспешно надломила хлеб.
– Корочку? – медленно повторил он, поднимая брови. – Ты что, кретинка? Девушка! – окликнул он пожилую официантку.
– Андрей, брось, – шепнула Анна.
– Что вы подаете? Вы что подаете? – раздраженно проговорил он. – В цыпленке – волос!
– Чего дали на кухне, то и подаю, – словно оправдываясь, виновато отворачивая серое лицо, сказала официантка.
– Попрошу метрдотеля! – слишком громко сказал Андрей. Он вытянул ногу и, упершись каблуком, пристально уставился на носок ботинка, раскачивая его по дуге. К ним подошла женщина-стюардесса с гипсовой косой, уложенной на голове короной.
Она подняла тарелку на уровень глаз и внимательно оглядела цыпленка.
– Я этот столик не обслуживаю. Нелькин это столик, – словно оправдываясь, сказала толстая официантка. Она почему-то сменила туфли и теперь покачивалась уныло и неустойчиво на высоких расшатанных каблуках.
Андрей наклонился над столом, широко разинул рот и беззастенчиво вывалил язык. Потом двумя пальцами полез глубоко в горло. «Его рвет или он нарочно?» – с тоской подумала Анна.
– Неля, перемени гостю цыпленка, – спокойно сказала женщина-стюардесса и отошла.
– Да ну, я думал, выйдет смешнее, – разочарованно протянул Андрей и вдруг с непривычной грустью поглядел на Анну. – Скучно все… А ты? Вот ты, не пойму я тебя. Неужели ты еще чего-то ждешь?
– Я? Илья придет, Эдик, – растерялась Анна, понимая, что отвечает совсем не то и невпопад. Она чувствовала, эта случайно сорвавшаяся искренность – редкое мгновение близости.
– Ты правда такая дура или только прикидываешься? – без улыбки спросил Андрей.
– Здрасьте!!! – К столику, вихляя бедрами, подошла молоденькая официантка. Хитрая мордочка умной обезьянки. Свежая кожа. Короткая юбка, фонариками светят круглые коленки. И неожиданно высокая грудь, соблазнительно живая под шелковой блузкой.
Ловкие, растопыренные лапки быстро все переставили на столе. Маленький город, где узкоплечей башенкой бутылка коньяка. Все ожило. Рыба расцвела соленым атласом, посвежел и расправился букетик петрушки, блеснули шарики икры.
Андрей равнодушно смотрел в сторону. Сорвалось мгновение, упустила. Надо было… А что надо было?
Стало неожиданно тихо. Музыканты один за другим исчезли за полукруглой дверью, открывшейся в глухой стене.
– Аппетита вам!
На столе появилась тарелка с безголовым коричневым цыпленком, старательно продолжавшим свой полет. Андрей с отвращением отодвинул тарелку, налил коньяка в большой бокал и залпом выпил.
– И ты выпей. И ты. Ну! – почти приказал он.
Анна послушно, как горькое лекарство, выпила большую рюмку коньяка. На последний глоток не хватило дыхания, она захлебнулась, раскашлялась. Андрей поморщился, вытер ладонью щеку, видно, Анна, закашлявшись, обрызгала его.
– Ой, извини, – Анна не могла отдышаться.
– Свободно? Как? Не возражаете? – возник из темноты мужчина с грубо вылепленным кирпично-красным лицом.
– Нет… Занято, – глотая слюну, еле выговорила Анна.
– Свободно, – лениво усмехнулся Андрей.
– Как же? Ведь наши придут. – Анна неуверенно посмотрела на Андрея.
– Садитесь, садитесь, – радушно пригласил Андрей.
Мужчина кивнул и стал заботливо усаживать в кресло большую ровно-розовую блондинку. Блондинка плохо сгибалась.
– А музыка не играет! – Мужчина недовольно покосился на рояль.
Блондинка сидела с неподвижностью чуда, привычно дающего себя рассматривать. Из коротких рукавов слишком узкого черного платья тупо выходили огромные тугие руки. Они светились изнутри неоновым светом. Юная сочность собиралась складками под платьем. Густой персиковый сок медленно тек по жилам. Впадинка между грудями распахнулась потным веером.
Мужчина неохотно отлепил руку от ее спины. Ее круглые пальцы с ямочками были растопырены от детской пухлости.
Андрей не отрывал жадных глаз от розовых плотоядных рук. Даже Анна чувствовала, эти сияющие руки завораживают и притягивают ее.