Book.

Астрель услышала тяжелый вздох, так вздыхает измученный привычной болью человек. Затем стон сквозь стиснутые зубы… И на траве совсем рядом с ней поднялась, словно выросла из земли, черная фигура Каргора.

– А, ты уже тут, Каргор!

Астрель увидела короля. Слуга ловко подставил плечо, и король слез с лошади.

Каргор молча поклонился. Трава, цветы, все, что задевало его плащ, приникало к земле, словно увядало.

Король нетерпеливо оглянулся. В сгустившейся темноте Астрель еще могла разглядеть его оживленное лицо.

– А где же наши мальчики, где рыбаки? – весело спросил король.

Послышался звон цепей. Астрель увидела двух высоких молодых мужчин.

«Они похожи – наверное, братья», – подумала Астрель. Она боялась шевельнуться, дохнуть. Она едва чувствовала свое сердце.

Юноши шли медленно, с трудом. Тяжелые цепи сковывали их движения.

– Снять цепи! – приказал король.

Кто-то из слуг нагнулся, цепи, загремев, упали.

Король, добродушно улыбаясь, обошел вокруг братьев, похлопал одного по плечу.

– А они ничего, Каргор. Как ты находишь? Молодые и сильные. И бегают, поди, неплохо.

Король рассмеялся. От его смеха холод сковал Астрель, проникая до самого сердца.

По знаку короля слуги, стража – все исчезли. Притихшей толпой, не глядя друг на друга, отступили, скрылись за деревьями.

Теперь на опушке остались только король, Каргор в своем черном плаще и братья-рыбаки.

Братья удивленно переглянулись, не понимая, что происходит, зачем их привели сюда. Младший потер запястья рук, онемевшие от тяжелых цепей.

– Я милосерден, таков уж я есть, – неторопливо, с каким-то тайным наслаждением проговорил король. – Да, я дарю вам свободу! Вы будете жить в лесу, беззаботные и счастливые. Что же вы не кланяетесь, не благодарите меня? Э, да что с вас взять, вы простые, неотесанные парни. Ну да ладно… Каргор, теперь твой черед. За дело! Пусть свершится!

Король отступил в широкую тень дуба.

Он стоял так близко от Астрель, что, протянув руку, она могла бы его коснуться. Он весь трясся от тихого смеха, потирая руки.

Каргор выступил вперед и отбросил мешающий ему край плаща.

Мрачный, хриплый его голос поднялся и упал:

Трижды ухнула сова.

Значит, сбудутся слова!

Мрак, спустись, сгустись! Навек

Стань оленем, человек!

И в тот же миг, Астрель даже не заметила, как это случилось, братья-рыбаки исчезли. Там, где они только что стояли, Астрель увидела двух молодых прекрасных оленей с гордыми могучими рогами. Один из оленей, кося глазами, прянул в сторону.

Вдруг послышался крик, полный отчаяния и ужаса, и на поляну выбежала молодая женщина в простом платье. Она прижимала к груди ребенка.

– Ниссе, мой Ниссе! Что вы с ним сделали, проклятые колдуны?

– И ее тоже! – весь трясясь от злости, завизжал король. – Каргор, преврати ее тоже и мальчишку! Скорее, пока она не убежала!

И снова прозвучал нечеловеческий, словно каменный, голос Каргора:

Мрак, спустись, сгустись! Навек

Стань оленем, человек!

Один из оленей протяжно, с тоской протрубил. На опушке больше не было женщины с ребенком. Рядом с двумя оленями стояла серебристо-серая олениха. К ней робко прижимался маленький олененок на тонких дрожащих ножках.

Астрель зажмурилась. Боже, как страшно! Она услышала только хруст сухих сучьев, плеск ветвей.

Когда она открыла глаза, на поляне оленей уже не было. Только качались ветки орешника.

Король с довольным видом поглядел в глубь леса.

– А, каковы? У кого из королей есть еще такие олени в лесу? Ну, что ты смотришь так хмуро, Каргор?

– Простите, государь, мне что-то не по себе сегодня, я нездоров, – глухо ответил Каргор. Он выпростал из-под плаща свои руки, быстро оглядел их и снова спрятал под плащ.

– Пустяки, Каргор, – небрежно повел плечом король. – Ты жаждал земной власти, я дал ее тебе. Ты главный королевский судья! При виде тебя все трепещут. Ты властен любого заточить в тюрьму, а потом, потом… Ах какие олени! И сколько их! И еще четыре сегодня… О, это будет поистине королевская охота! Забавно, я даже не узнаю, кого я затравлю первым. Был он прежде пекарем, рыбаком, кузнецом?

Король вдруг умолк, какая-то тревожная мысль заставила его нахмуриться.

– Постой, постой! – Король повернулся к Каргору, заговорил негромко, свистящим шепотом: – Ты могучий волшебник, не спорю. Но скажи, колдовство твое надежно? Они не могут снова… Ну, ты понимаешь меня. Снова превратиться в людей? Я жалостлив и слишком добр, Каргор, мне не хотелось бы пронзить стрелой женщину или ребенка…

Если бы заговорила сама темнота, это был бы ее голос, так мрачно и угрюмо отвечал Каргор:

– Нет, ваше величество, эти олени никогда не станут снова людьми. Никогда! Для этого надо сказать тайное заклинание, а его никто не знает, кроме меня. Никто на свете.

– Никто? – с облегчением переспросил король. – Ты уверен? Да?

Астрель прижала руки к губам, чтоб не вскрикнуть. Она так дрожала, что боялась, как бы не затрепетали листья дуба и шорохом не выдали бы ее.

– Никто, государь, – твердо повторил Каргор. – Это заклинание не ведомо никому. Я вычитал его в древних книгах. Надо сказать волшебные слова: «Мрак, исчезни, вспыхни, день! Человеком стань, олень!» А кто сможет их сказать – ведь я сжег эти волшебные книги, скормил их моим огненным змеям.

– Разумно, Каргор, разумно. Осторожность никогда не мешает. А теперь не порти мне моей радости. Это скучно, наконец. Мне надоел твой угрюмый вид. Твои насупленные брови.

– Слишком много забот, государь, – покачал головой Каргор. – Мои руки тяжелы, будто они налились свинцом. Грудь сдавлена словно тисками. Мне тяжко, душно.

– Душно! – беспечно воскликнул король. – О чем ты? Душно в такой теплый прекрасный вечер! Все обещает прекрасную охоту. Вот и луна!

Над лесом, стряхнув с себя легкое волнистое облако, поднялась луна. Круглые пятна света рассыпались под орешником. Волны прохладного серебра побежали по траве к ногам Астрель.

Она сильнее прижалась к шершавой коре дуба. Только бы ее не заметили! Если бы она могла скрыться в самой сердцевине дерева!

Луна еще выше поднялась над лесом, и волосы Астрель зеленым стеклом блеснули в лунном свете.