По коридору за закрытой дверью кто-то быстро прошел, заставив ее замереть.
“Не смей так трусить! Раньше надо было трусить, а теперь нужно спасать свою шкуру, и если Шубин знает, что для этого необходимо сделать, значит, ты должна ему помочь. Спасая себя, он заодно спасет и тебя. Может быть…”
И тут грянул телефонный звонок.
Он ударил прямо ей в ухо, как набат, как колокол, как воздушная тревога. Все. Ее поймали. Ее поймали на месте преступления, и пощады не будет. Сердце остановилось.
Телефон продолжал звонить.
Ничего не происходило.
Лидия из-под стола затравленно смотрела на телефон.
В телефонных недрах что-то щелкнуло, звонки прекратились, зашуршала пленка автоответчика. Только и всего. Телефон позвонил, автоответчик записал. Ничего не случилось.
Лидия перевела дыхание.
Нужно быстрее закончить — или все пропало.
Она стала выгружать бумаги прямо на пол, но нужные документе! все не находились. Да где же они, черт их возьми!..
Их не было ни во втором, ни в третьем ящике. И на столе их не было тоже. Прошло полчаса. Лидия задвинула последний ящик и огляделась в полном отчаянии.
Ключей от сейфа у нее нет. Прорываться сквозь заросли бумаг на подоконнике и на креслах нет времени, а бумаг слишком много.
Она проиграла. Она ввязалась в сложную партию и проиграла на втором ходу. Даже не на пятом.
Дура. Идиотка.
Она пнула ногой стол и тут же замерла от раздавшегося резкого звука.
Так, все. Нужно уходить.
Лидия осторожно поднялась с кресла, стараясь, чтобы оно не скрипнуло, сверху посмотрела на ящик и задвинула его поглубже, чтобы оставить все как было. Ящик перекосило, и пришлось нагнуться, взяться за него двумя руками и хорошенько встряхнуть. Крошечная кассета вынырнула из бумажных глубин и, как по горке, съехала к передней стенке.
Она узнала ее. Это была та самая кассета, которую она нашла в собственном почтовом ящике после того, как получила документы. Кассета с записью разговора Егора Шубина с каким-то неизвестным. Разговора, в котором шла речь о пресловутой фирме “Континенталь”.
Взять или не взять?
Бумаги — другое дело. Никто и никогда не узнал бы, что она снимала с них копии. Она оставила бы все в прежнем виде. Кассету она переписать не может. Она может ее только украсть. Не найдя кассету, Леонтьев поймет, что в кабинете у него кто-то был, и вычислит, кто именно.
Взять или не взять?
Шаги в коридоре. Быстрые и решительные. Лидия узнала бы их даже через сто лет.
— Игорь? — В приглушенном голосе Смирнова удивление. — А мне с утра сказали, что ты где-то на стороне — то ли в Думе, то ли в Совете Федерации.
— Президент не приехал, и нас выпроводили. — Леонтьев возился с замком. Лидия закрыла глаза. Ящик оттягивал ей руки.
Все. Доигралась. Сейчас он войдет, и… Эта мысль как будто вернула ей самообладание. Она проворно и бесшумно задвинула ящик, в последний момент выхватив из него кассету. Кассета показалась невесомой, как будто ненастоящей.
Ключ повернулся второй раз.
Деваться некуда. Кабинетик крошечный, и нет никаких смежных помещений, ни комнаты отдыха, никакого другого закутка.
“Господи, помоги мне!..”
Она метнулась в сторону, перескочила через корзину для бумаг и юркнула под стол для переговоров. И задвинула себя креслом.
Распахнулась дверь, вспыхнул свет.
Корзина для бумаг, которую она задела в своем кенгурином прыжке, покачивалась из стороны в сторону.
“Господи, господи, смилуйся надо мной…”
Скрипнула дверь шкафа, в который Леонтьев вешал свое пальто. Прямо у нее под носом прошли лакированные ботинки. Правый был чем-то выпачкан. Лидия зажмурилась.
Прошуршало по ковролину кресло, перематывая пленку, запиликал автоответчик.
— Игорь, — раздался сочный бас, — позвони Маришке, у нее какие-то новости относительно РИА. То ли назначения, то ли увольнения. Пока.
Леонтьев пробормотал что-то невнятное.
— Милый! — Голос нежный и чистый, как горный ручей. — Ты уехал и даже не попрощался. Я на работе. Как мне тебя найти? У тебя мобильный не отвечает!
— Игоречек, это мама. Папе вчера прописали децинон, может, ты купишь? В нашей аптеке нет. Звонила Маша, сказала, что в субботу вы заедете. Может, и лекарство завез бы?
— Децинон, — повторил Леонтьев. Зашуршала бумага. Очевидно, он записывал название.
В дверь постучали. Лидия вздрогнула так, что чуть не стукнулась головой о крышку стола, и что есть силы сжала кулаки.
— Игорь! — Голос Тамары Петровны. — Как хорошо, что ты приехал. Зайди прямо сейчас к Сергею. — Так звали главного. — Что у тебя с мобильным? Я тебе полдня звонила.
— Батарейки сели, — ответил Леонтьев недовольно. — Сейчас иду.
Лидия замерла. Он выдвинул ящик, вытащил какую-то папку, прямо перед ее носом похлопал себя по карманам, проверяя, есть ли у него сигареты. Потом поднялся, опять прошуршало кресло, прошли мимо лакированные ботинки, открылась и закрылась дверь.
Ушел.
Теперь самое главное — быстро. Быстро и аккуратно.
Лидия выбралась из-под стола, пихнула на место кресло, лихорадочно одернула задравшуюся брючину, кинулась к двери, цепляя каблуками ковролин, и приникла ухом к белому пластику.
Вроде все тихо. Она осторожно надавила ручку и посмотрела в образовавшуюся крошечную щелку.
— Шевелеву не видели?! — закричал откуда-то Смирнов. — Ребята, куда делась Шевелева?
Он не в коридоре, скорее всего на лестнице. Лидия проворно, как уличная кошка из подъезда, выскользнула в пустой коридор и опрометью бросилась в другую сторону.
— Да вот она носится! — Где?
— Лидия, где ты?!
— Я здесь, — заявила она совершенно хладнокровно. — Чего ты орешь? Если по поводу бюджетной статьи, так мы уже с Леонтьевым все обсудили!
— Когда же вы успели? — спросил Смирнов язвительно. Он не любил, когда журналисты принимали какие-то решения без консультации с ним.
— По телефону, Стасик! — ласково сказала Лидия, стараясь ровно дышать. — Послезавтра статья будет, и, клянусь, ты первый ее увидишь.
— Ты чего бледная такая? Заболела?