Оба Шубина — дед и внук — моментально перестали заниматься своими делами, переглянулись и посмотрели на нее. Она покраснела.
— Спасибо вам, Лидия Юрьевна, — пробормотал дед неуверенно, — поверьте, мне это очень приятно слышать…
— Не каждый день удается услышать, что ты благородный герой, — задумчиво произнес Шубин. — Особенно утром.
— Поджарить яичницу? — спросил дед поспешно. — Будете?
— Будем, — ответил Егор. — Дед, а телефон у нас работает? Или ты его опять выключил, чтобы не травмировать мою тонкую душу?
В кухню вплыла Наталья Васильевна, снисходительно поздоровалась и оттеснила деда от плиты. Вид у нее был надменный, и Лидию она не замечала, как гордая свекровь неугодную невестку.
— Совместно проведенная ночь стала достоянием гласности, — неслышно шепнул Шубин в ухо Лидии. — Бытовое разложение налицо. Вот и живи тут семьей…
Лидия фыркнула в стакан с соком и обрызгала собственную физиономию.
Среди всеобщего молчания они быстро и виновато, как парочка студентов, которая встречается против воли родителей, съели яичницу, поблагодарили величественную спину Натальи Васильевны и вышли из кухни.
Утро кончилось, а вместе с ним мирная жизнь.
Пришло время возвращаться на войну.
— Ты узнал, где живет эта твоя Василиса Петровна? — спросила Лидия, когда они одевались.
— Да, — ответил Шубин. — Катерина Ивановна. Мои водители несколько раз ее подвозили. Мои бывшие водители. — Он улыбнулся. — Я утром Паше позвонил, он мне сказал, где она живет.
— Ну как Паша? Что слышно в Пещере чудес?
— Я не спрашивал, — сказал Шубин холодно. — Меня это в данный момент интересует меньше всего.
Он зашнуровал ботинок, выпрямился, и они некоторое время просто смотрели друг на друга.
Потом Шубин отвернулся и хмуро глянул в глубь коридора, смутно сожалея, что никто не болтается рядом с ними и ему все-таки придется сказать то, чего говорить так не хотелось. И не умел он говорить ничего подобного.
— Лидия… — начал он, но она быстро перебила:
— Я ничего не стану слушать. Даже не начинай. Что это еще за “Прощание славянки”? Нам бы сегодня на твое седьмое небо не угодить. Вот если не угодим, ты мне все скажешь. И даже покажешь.
Он еще некоторое время смотрел на нее, то ли сердито, то ли печально, потом открыл входную дверь, подтолкнул Лидию в спину и крикнул:
— Дед! Мы уходим!
Когда дед выбежал в коридор, ругая себя за то, что не уследил и они успели собраться без него, дверь уже захлопнулась и только мерно покачивалась серебряная цепочка замка.
— Значит, так, — наставлял ее Шубин, остановив машину. — Ты сидишь здесь и ждешь меня. Двигатель ты не глушишь, что бы ни происходило. Даже если придет делегация Гринписа и выстроится рядом с требованием прекратить отравлять окружающую среду. Если я через полчаса не появлюсь, ты уезжаешь в наш офис на Ильинку и пытаешься попасть в пресс-службу. Вряд ли они тебя пустят, но, пока ты будешь на батяниной территории, тебе ничто не угрожает. Поняла? Никаких самовольных действий и никакого бряцания оружием, ясно тебе? Ты не идешь меня спасать, и ты не делаешь ни одной попытки вылезти из машины. Она бронированная, поэтому если в тебя будут стрелять, то сразу не убьют и у тебя будет шанс добраться до Ильинки.
Он помолчал.
— Ты должна дать мне честное слово, что все выполнишь в точности.
— Я все выполню в точности, — ответила Лидия скучным голосом.
— Честное слово, — подсказал Шубин.
— Честное слово, — повторила Лидия, совершенно уверенная, что это самое слово ни к чему ее не обязывает. — Но ты все-таки постарайся через полчаса прийти.
— Постараюсь, — пообещал Шубин и выпрыгнул из машины. Он немного помедлил, взявшись за ручку двери. — Вряд ли сегодня объявится следующий киллер, — сказал он, успокаивая больше себя, чем ее, — а вчерашний точно ни на что не годен.
Он захлопнул дверь и пошел к подъезду.
Лидия с водительского места следила за ним. Хлопнула коричневая грязная дверь, Шубин исчез. Как будто подумав, дверь снова немного приоткрылась. Вышла серая подъездная кошка, уселась на растаявшем крылечке и стала вылизывать лапу.
“Если все обойдется, заведу кошку, — решила Лидия. — Приеду, найду эту самую, облезлую, и она будет жить со мной.
Жить-поживать да добра наживать…”
Кажется, она уже сидела вот так в машине, ждала Егора Шубина и раздумывала, бандит он или просто полоумный. А кругом была непроглядная зимняя тьма, мела метель, и в той стороне, куда он ушел, раскачивался желтый фонарь.
“Господи, помоги ему! Помоги ему совсем чуть-чуть, господи, и всю оставшуюся жизнь я больше ни о чем тебя не попрошу…”
С лестничной клетки Шубин посмотрел вниз. Джип спокойно стоял под окном, вокруг было тихо. Отсюда не слышно, работает ли двигатель. Шубин очень надеялся, что Лидия указания выполняет и двигатель работает.
Он секунду постоял возле грязного окна, глядя вниз, потом взбежал еще на один пролет и позвонил.
Глупо гадать, дома Катерина Ивановна или нет, и станет ли она вообще с ним разговаривать, и что выйдет из этого разговора, но он все-таки гадал.
За тонкой коридорной дверью зазвучали шаги, и он весь подобрался, локтем проверяя пистолет.
— Кто там?
— Катерина Ивановна, это Шубин Егор Степанович, — ответил он негромко. — Откроете?
Секундное молчание, колебание, которое он почувствовал как свое, — и дверь открылась.
— Здравствуйте, Егор Степанович, — поздоровалась Катерина Ивановна. Даже дома она была похожа на бабушку из сказки Андерсена. Егор зажмурился на секунду, как будто вся прошлая жизнь бросилась ему наперерез и заслонила все остальное. Даже дышать стало трудно.
Они стояли, разделенные дверью, и смотрели друг на друга — бледный огромный Шубин с пистолетом, который он все время чувствовал локтем, и андерсеновская бабушка в крахмальном переднике.
— Проходите, — наконец пригласила она. — Я ждала вас раньше, Егор Степанович.
— Ждали? — поразился Егор. — Меня?!
У него даже во рту пересохло от волнения.
— Почему вы так удивляетесь? — спросила она с тихой насмешкой. — Вы же сейчас ко мне пришли. Значит, вам что-то от меня нужно. Я только была уверена, что вы придете гораздо раньше…
— Вы… знаете, о ком я хочу спросить? — запнувшись, произнес Егор. Слова застревали во рту, как будто он жевал картон.