Зачем я это делала? Почему именно «Альдзеро»? Что это вообще за капризы? Поймите правильно, вся моя жизнь – с ночи до утра и обратно – это тот же самый рабочий процесс. Это бизнес, это коммерция. Кто-то идет с утра на работу в офис, кто-то копает канавы, кто-то лечит людей. Я живу со Свинтусом, и это мой бизнес. Чтобы все стало окончательно понятно, я скажу, что меньше часа назад Свинтусова жена Марина восхищалась не настоящим, а поддельным вином «Альдзеро». Подделала я его сама.
Свинтус часто говорит, что бизнес должен быть социально ответственным. При этом он имеет в виду, что ответственность у бизнеса возникает перед очень узкой частью социума, конкретно – перед ним, перед Свинтусом. И если социальной ответственности не хватает, Свинтус идет и беспощадно борется и карает очередного коррупционера, с которым не удалось договориться по-хорошему.
Но я лично считаю, что прежде всего бизнес должен быть прибыльным. Бизнесом с «Альдзеро» я более чем довольна. Инвестиции были – всего ничего. Несколько сохраненных пустых бутылок, напольный закупориватель для корковых пробок, запас самих пробок (их легко купить) и полиэтиленовых внешних пробок, которые я снимаю с дешевых до неприличия бутылок молдавского вина – они так неплотно прилегают, что слетают в минуту. Вот и все вложения. В качестве наполнителя – массандровский «Ай-Серез». Свинтус их не различает, да и жена его, как теперь получается, тоже вполне полюбила это дешевое, терпкое, густое винцо.
Примерно раз в месяц я устраиваю в одном арендованном мной для этих целей гараже кружок «умелые руки». Результат впечатляет. Отличить подделку от оригинала легко и просто, если хотя бы приглядеться к горлышку бутылки. Но меня это не пугает. Свинтус срывает обертки, ни на что не глядя, а вино он вообще-то терпеть не может, предпочитая более крепкие напитки.
Так что дальше все просто. Второй этап этого бизнеса заключается в том, чтобы раскрутить Свинтуса на приобретение как можно большего количества этого «самого любимого, единственного и неповторимого» вина моей мечты. Пять бутылок, попадая в мой дом, оказываются тут же заменены на подделки, которые моментально распечатываются и выпиваются (или частично выливаются в унитаз). Самый сложный этап для меня был – третий, и на его организацию ушло приличное время. Но в итоге мною был найден интернет-магазин элитных вин, хозяин которого согласился забирать у меня по пять бутылок этого вина в месяц, при условии, что ему они обходились вдвое дешевле – в пятьсот долларов. Пятьсот на пять – две с половиной тысячи чистыми в месяц, иногда даже больше. Бизнес был хорош, а что насчет социальной ответственности – знаете что, я же свои подделки не в магазины поставляла. Пила и давилась сама. Разве только иногда вместе с женами любовников. Я вообще-то малопьющая, так что вреда от моей подмены не было никакого.
– Купишь, зайчик? – нежно повторила я, и Свинтус обреченно кивнул. Я про себя хлопнула в ладоши.
– Куплю даже две, раз ты такая бедняжка. А шоколада или там апельсинов тебе не надо?
– Я бы могла съесть тирамису, – протянула я после некоторого раздумья. Тут уж, извините, никакого бизнеса. Сладкое я люблю, хоть и позволяю себе его крайне редко. Но сегодня был как раз такой редкий день.
– Ладненько, ты отдыхай, а я потом к вечеру тебе перезвоню, как все дела закончу.
– Ты останешься на ночь?
– Ну, конечно! Разве я могу тебя бросить в таком состоянии! – возмутился он.
Я поняла, что мое слабое, болезненное, беззащитное состояние ему нравится. Надо будет иметь в виду.
– Отлично. Принесешь мне телефон? Он в машине, я его забыла. Ладно? – простонала я, вставая со стула. Свинтус подался вперед, кивнул и пошел в комнаты.
– Ты куда? – непроизвольно взвизгнула я.
– Мне нужна чистая рубашка, – пробормотал он, набирая на своем мобильнике какой-то номер. Он был сосредоточен и погружен в себя, поэтому не заметил, как я побледнела. Превозмогая придуманную невыносимую боль, я в мгновение ока пересекла гостиную и встала перед ним.
– А я их еще не все в химчистку отдала.
– Почему? – спросил он. – И вообще, почему у тебя такой срач?
– Ну, не знаю. Мне кажется, у меня все хорошо.
– Ты знаешь, я не понимаю, за что я плачу твоей домработнице! Если она до химчистки не может дойти. Да и ни черта не умеет убираться. – Он говорил громко, глядя по-прежнему на экран телефона.
Все его чертовы рубашки висели в шкафу, в кабинете, как раз там, где сидела его жена.
– Я просто не умею так строить людей, как ты.
– Так дай я с ней поговорю, – предложил он с энтузиазмом. Как ни крути, строить людей – это его самое любимое занятие. – Бабы людям мозг вправлять не умеют.
– Нет уж. Если ты ей станешь мозг вправлять, тогда она вообще от меня сбежит. А мне не хочется еще чужих людей в дом пускать. Я еле к ней привыкла.
– Ну, как знаешь, – ухмыльнулся Свинтус. Он думал, что я ревную его и поэтому не хочу знакомить ни с подругами, ни с домработницей. Наивный! Впрочем, я много сил положила, чтобы он думал именно так. – Так в чем мне идти?
– Иди за моим телефоном, а я пока поищу тебе хорошую рубашку. У меня в шкафу свалка, все валяется. В самом деле, я отчитаю эту бездельницу обязательно! – Я проговорила это все громко-громко, чтобы хоть как-то дать Марине понять, что сейчас произойдет.
– Мне нужна серая, матовая, – привередничал Свинтус. – Дай я посмотрю.
– Нет! Серая грязная. – Я встала между ним и шкафом.
– Люля, ты ошалела? Она мне нужна, серая! – взбеленился он. Все было хорошо в Свинтусе, кроме этой его маниакальной склонности к чистоте и своему «шикарному» внешнему виду.
– Не кричи на меня! – взвизгнула я. – Я что, не могу подобрать тебе другую рубашку? Ты хочешь сказать, что у меня нет вкуса? Ты достал.
– Ты что-то сейчас сказала? – набычился он.
Я поняла, что перебираю.
– Ты будешь в этом галстуке? Или галстук тоже поменять?
– Отстань, я сам, – пробормотал Свинтус, отодвинул меня в сторону и подошел к шкафу. – Алло, Николай? – спросил он кого-то в трубке. – Вы на месте? Я уже выезжаю. Да, тут пробка.
Итак, я проиграла битву прямо на последних подступах к баррикадам. Свинтус закончил разговор и отключился. Разговор со мной также был окончен. Больше я ничего сделать не могла. Тут он открыл шкаф.
Я не знаю, из-за чего я в самом деле так распереживалась. Еще утром я слыхом не слыхивала о Марине, свинтусовской жене. И какие у меня были причины за нее переживать? Отчасти, конечно, можно было подумать, что я волновалась за то, как я это все объясню. Как объяснить мужу присутствие его жены в шкафу? С другой стороны, я всегда могла соврать, что она меня запугала. Я могла разрыдаться. Могла сказать, что она угрожала мне плеснуть в лицо кислотой. Могла выдумать все, что угодно. И Свинтус – я не сомневалась, – услыхав все это, развеял бы по ветру прах своей жены. Дело в том, что она для него вообще уже давно была как кость в горле. Откуда я это взяла? Не придумала ли я все это, чтобы подвести хоть какую-то моральную основу под свое вероломное поведение? Как это часто бывает, не сижу ли я одна и не рассказываю ли самой себе сказки о том, что мой любовник живет с женой только из-за… ребенка, болезни, имущества, родителей, по старой памяти… С чего я решила, что он терпеть не может свою жену?