* * *
Вячеслав Антонович Ситников терпеть не мог опаздывать. Никуда. Ни на службу, ни на дружеские встречи, ни тем более на свидания с женщинами. Появление в назначенное время, минута в минуту, было его коньком, которым Ситников гордился с юности. Правда, во времена его комсомольской и партийной молодости в этом не было ничего сложного, поскольку автомобилей на дорогах бегало куда меньше и пробки были редкостью, но и сейчас, в эпоху тотальной автомобилизации, он ухитрялся не отступать от давно выработанного правила.
Он и сегодня явился домой ровно тогда, когда обещал: в половине девятого вечера. Метрах в десяти от подъезда он увидел машину Олеси, темно-зеленую «мазду». Забирая почту из ящика, услышал слащавый голос консьержки:
– А Олесенька уже пришла, ждет вас с ужином.
Стоя спиной к любопытной и все знающей бабенке, Ситников брезгливо поморщился, но когда обернулся, лицо его было приятным во всех отношениях.
– Вы даже про ужин знаете, Тамара Ивановна?
– Так она две сумки продуктов несла. Кому же, если не вам?
– Мне, мне,– он снисходительно улыбнулся и направился к лифту.
– Хорошая у вас невестка, заботливая,– говорила консьержка ему вслед.– Как Ольгу Павловну схоронили, так одного вас не оставляет…
Кажется, она собиралась развить мысль, но двери лифта уже закрылись, и Ситников с облегчением расправил плечи. Олеся, жена его сына Григория, приходила сюда не скрываясь, из ее визитов Ситников не делал никакого секрета ни для соседей, ни для собственного сына. Что особенного в том, что заботливая невестка часто навещает вдовеющего свекра, приносит продукты, готовит еду, убирает в квартире? Это не только естественно, но и во всех смыслах положительно. Не Грише же отцу обеды варить, в самом деле! Тем более сын очень занят своим бизнесом, а его молодая жена нигде не работает, и времени у нее более чем достаточно, чтобы и мужа обиходить, и о свекре позаботиться.
Олеся встретила его сияющей улыбкой и страстным поцелуем.
– Садись быстрей за стол, у меня все готово. Ой, Слава, как мне нравится, что ты всегда приходишь вовремя! Тебя так легко ждать с ужином, все можно рассчитать до минутки и подавать с пылу-с жару.
– Ты сегодня надолго?– спросил он, снимая дорогое кашемировое пальто.
– Надолго,– она снова счастливо улыбнулась.– Гриша с мужичками в баню отправился, это до глубокой ночи.
Вячеслав Антонович неодобрительно покачал головой.
– Опять нетрезвый придет? Знаю я эти бани с мужичками.
– Это называется «слегка взямши»,– рассмеялась она.– Я не в претензии. Ну пошли же за стол скорее, я так соскучилась.
«Соскучилась» относилось, конечно же, не к ужину, а к тому, что будет происходить потом.
То, что происходило «потом», восхищало Ситникова и одновременно пугало, расслабляло и в то же время напрягало. Он безумно любил Олесю, любил так, как, пожалуй, ни одну женщину в своей жизни. За все пять лет, что они вместе, он так и не привык к этой любви, как не привык и к тому, что Олеся отвечает ему взаимностью. Весь ужас его положения состоял в том, что он ей не верил. Вот как-то так. Страстно любил, постоянно получал подтверждения ее ответного чувства, и не верил. Наверное, это было просто привычкой: никому не верить.
Он обнимал ее – и не верил, целовал – и не верил, проводил с ней долгие часы в постели, а иногда, когда позволяла ситуация, и целые ночи, он пил кофе, который она приносила ему в постель, лежал вместе с ней в пенной ванне, возил в загородный клуб кататься верхом, ходил с ней казино, слушал слова любви – и не верил. Наверное, чтобы заглушить это неверие, он и поставил себя с ней диктатором, которого и помыслить невозможно ослушаться.
…Пять лет назад он впервые поехал отдыхать один. У жены обнаружили рак, сказали, что это безнадежно и что болеть она будет долго, назначили какое-то поддерживающее лечение, которое от рака не спасет, но сделает ее жизнь хотя бы чуть-чуть полегче. Ольга Павловна не требовала к себе повышенного внимания и сама настаивала на том, чтобы муж съездил в Альпы покататься на горных лыжах, как делал это вот уже несколько лет подряд. Движение, выплеск адреналина, чистый вкусный воздух и крепкий сон заряжали его здоровьем и силой на целый год работы. Оставив Ольгу на попечение сына и одинокой родственницы, Вячеслав Антонович уехал в Гармиш-Партенкирхен, любимый свой баварский горнолыжный курорт.
Первые три дня он бездумно наслаждался крутыми склонами, поднимаясь на Цугшпитце и пытаясь впитать в себя все окружающую его белизну и голубизну. На четвертый день он встретил Олесю.
В тот день он решил подняться на Хаусберг, покататься на самых умеренных, «красных» спусках и подольше посидеть в ресторанчике на открытом воздухе, позагорать и почитать. Книжка была какая-то увлекательная, Ситников открыл ее накануне и с трудом оторвался, теперь ему не терпелось узнать, что же дальше, но и жертвовать лыжами не хотелось. Он решил решил совместить оба удовольствия, сунул книжку в рюкзак, поставил взятую напрокат машину на огромной парковке перед подъемником, сменил кроссовки на тяжеленные горнолыжные ботинки, купил билет и отправился наверх.
Он вышел из подъемника и сразу ощутил привычную захлестывающую радость от упругого бело-голубого простора, наполненного воздухом, который можно пить, как воду. Было совсем рано, всего начало десятого, и народу на горе было пока немного. Ситников рассчитывал покататься, пока нет толпы, а через час-полтора устроиться за одним из стоящих прямо на снегу длинных деревянных столов, попросить чаю с апфельшьтруделем, горячим яблочным пирогом с мороженым и взбитыми сливками, раскрыть книжку и насладиться увлекательным сюжетом.
Надев лыжи, он легко заскользил в сторону ресторана, где стояли закрывающиеся шкафчики, в которых можно оставить рюкзак. Проезжая мимо медпункта, он заметил девушку, сидящую на скамейке. Ярко-красный комбинезон расстегнут и частично снят, на высвобожденной руке – лангета. Лицо у девушки было бледным и расстроенным, на глазах блестели злые слезы. Вячеслав Антонович понял, что она приехала, вероятно, с первым подъемником, который начинает работать в половине девятого, успела съехать один раз и травмировала руку. «Вот бедолага,– с сочувственной усмешкой подумал он,– наверное, начинающая, специально в такую рань поднялась, чтобы покататься, пока склоны пустые, и сразу же упала.» И только потом почувствовал, как внутри все сжалось и взорвалось с такой силой, что чуть слезы из глаз не брызнули. Ему было отчаянно жаль эту девушку, сидевшую в грустном и злом одиночестве, и захотелось сказать ей что-нибудь утешительное. О том, на каком языке сказать, Ситников даже не задумался, соотечественников он распознавал мгновенно и безошибочно. Девушка в красном комбинезоне была, без сомнения, русской.
Уже потом, когда они вместе сидели в ресторане, подставив лица солнцу, он разглядел ее как следует. Да, красивая, но таких красивых в Москве – пруд пруди. И все-таки что-то было в ней такое, что заставило Вячеслава Антоновича заговорить с ней не только о погоде и неудобствах, связанных с травмой руки. Олеся приехала в Гармиш со своим бойфрендом, ей было двадцать два года, и отдых на горнолыжном курорте, к тому же отнюдь не дешевом, представлялся ей весьма крутой забавой. Будет о чем девчонкам рассказать. Уроки катанья она брала в Подмосковье, в настоящих горах оказалась впервые, каталась плохо, но это бы ничего, на любой горе полно «чайников» и нет ничего зазорного в том, чтобы выглядеть неуклюжим, осторожным и неумелым. Хуже другое. Ее бойфренд, хотя и привез своих лыжи (твердил, что брать напрокат – это плебейство), но подниматься на гору что-то не рвался. В первый день заявил, что нужно отоспаться как следует, а на второй выяснилось, что он договорился с какими-то живущими в Мюнхене приятелями-москвичами о совместном отдыхе, который заключался в том, чтобы целыми днями ходить по барам и ресторанам, накачиваться пивом и дегустировать местную кухню. Олеся пива не любила, но еще больше она не любила запах пивного перегара и нетрезвый храп на соседней подушке. Она терпела целую неделю, проводила время вместе со всеми, улыбалась и старалась быть милой, после чего махнула рукой на своего пивного любовника и решила отправиться на Хаусберг самостоятельно. Ситников хорошо чувствовал время, его внутренние часы отмеряли время бесперебойно, поэтому он оказался прав: Олеся действительно приехала с первым подъемником и упала на первом же спуске.