Пойдем с другой стороны. Где Алла взяла билет на премьеру? Купила в кассе или получила от кого-то из артистов или музыкантов. Участники спектакля дружно утверждают, что никто Аллу Сороченко не знает и билетов ей не оставлял, не передавал, не дарил и на спектакль ее не приглашал. Значит, она не из числа личных друзей. Что остается? Круг заинтересованных профессионалов - критиков, театроведов, музыковедов, к коим бывшая модель ну никак не относится. Круг приезжих, которые хотят походить по московским театрам, все равно по каким, и к ним Аллу тоже причислить нельзя. Есть еще круг тех, кто ходит в театр за компанию, пригласит кто-нибудь, купит билеты - чего ж не пойти? Но если Алла была одна, то этот вариант не проходит, а если пришла в театр с нейтральными знакомыми, то где они, почему никак себя не проявили на месте убийства? И последний круг - истинных любителей, которые готовы бежать в любую погоду за тридевять земель, чтобы послушать любимую оперу или любимого исполнителя. Неужели Алла именно такая? Чудны дела твои, господи. Впрочем, я знаю о ней так мало, что вполне могу допустить и такой изыск. Может быть, она училась музыке, собиралась стать певицей, но по каким-то причинам не сложилось, голос подвел или судьба пошла по другой дорожке, перевесила красивая внешность, замаячили большие деньги в модельной перспективе… Мало ли как могло пойти. А любовь к опере осталась. Правда, Хвыля сказал, что спрашивал об этом у ее мужа Анташева, и тот с уверенностью ответил, что классической музыкой Алла не интересовалась и зачем она пошла на оперу - представления не имеет. Но ведь пошла же зачем-то! Мелькнула шальная мысль о том, что Алла работает на иностранную разведку и в театре у нее была назначена встреча с резидентом или агентом, но я тут же одернул себя и заставил вернуться на грешную землю. Хотя мысль сама по себе не так плоха, как кажется на первый взгляд, ибо в нее хорошо вписывается и то, что она была в театре одна, и убийство, которое выглядит как заказное, то есть профессионально исполненное. Но делиться этой мыслью с Хвылей я не стану, не хочу быть посмешищем.
Есть еще одна лазейка, в которую можно попытаться протиснуться, чтобы понять, что привело Аллу в театр. Она не покупала билет в кассе, а пришла по чужому билету. Знаете, как это бывает? Артист приглашает знакомого на спектакль и говорит, что у дежурного администратора будет лежать билет на его фамилию, к примеру, Васькин. А Васькин идти на спектакль не хочет или не может, ему неинтересно, дела у него, времени нет или заболел. И он предлагает кому-то пойти вместо него. Подойди, говорит, к окошку администратора, там лежит билет на фамилию Васькин. И человек по фамилии Петькин идет слушать оперу по билету, предназначенному для Васькина. Артисты искренне утверждают, что никакого Петькина не знают. И что получается? Зато Петькина знает Васькин, который на спектакль не пришёл, но может объяснить, почему Петькину захотелось послушать оперу и с кем он собирался туда пойти. Ведь оставляют, как правило, по два билета, очень редко кто ходит в театр в одиночестве. Значит, нужно искать Васькина. А для этого придется заново опрашивать всех участников спектакля и выяснять, все ли, кому они оставляли билеты у администратора, пришли или кто-то не смог, а потом у тех, кто не смог прийти, выяснять, предлагали ли они кому-нибудь пойти вместо них. Вот морока-то! И главное - сделать невозможно, потому что оперативники заниматься этим совершенно точно не станут, не тот масштаб, трудозатраты огромные, а в результате они получат ответ на вопрос, почему Алла Сороченко была в театре и была ли она там одна или с кем-то, а информация эта ИМ сто лет не нужна, ведь они разрабатывают версию об убийстве из корыстных побуждений, целью которого являются деньги Анташева, а не Алла как таковая с ее сомнительной любовью к итальянской опере и хорошему вокалу. Этим заняться мог бы я сам, тем более я многих артистов знаю, но кто же мне позволит? Не та территория, не та должность, не тот круг должностных обязанностей. Как только я сунусь в театр, мне тут же по шапке надают, сперва оперативники и следователь, которые ведут дело, за самодеятельность, а потом и папенька - за то, что позорю его своим низким профессионализмом и природной глупостью. Плавали, знаем.
Я методично поглощал пирожные, запивал их чаем и с тревогой замечал, что Светка нервничает все больше и больше. Она не выпускала из рук телефонную трубку и, мило улыбаясь и отвечая на вопросы журналистов, вернее, ловко уворачиваясь от прямых ответов, то и дело набирала номер, но ни с кем не разговаривала. После каждой такой попытки дозвониться она становилась чуть бледнее, чуть напряженнее, и я понимал, что происходит. Она пытается дозвониться Борису. Ах, бедная Светка! Только я один понимал, что с ней происходит.
Борис был болен. Как выяснилось, неизлечимо. Сначала его замучили головные боли, он наблюдался у невропатолога, который и настоял на том, чтобы провести ядерную магнитно-резонансную томографию. Оказалось, что у него аневризмы сосудов головного мозга, причем неоперабельные. Местонахождение аневризм таково, что при операции могут быть повреждены жизненно важные центры, и ни один хирург не брался оперировать, ни у нас в стране, ни за рубежом. Заболевание протекает бессимптомно, просто голова болит - и все, но если происходит разрыв аневризмы, то в лучшем случае наступают инсульт и паралич, а в худшем - сами понимаете что. И случиться это может в любой момент, если будет спровоцировано повышение внутричерепного давления. То есть опасность представляет буквально все: тяжелая простуда, грипп, стресс, опьянение, травмы, авиаперелеты - да что угодно. Вот уже четыре года Светка и Боря живут с пониманием, что каждую секунду может наступить конец. И каждый раз, когда Борис не отвечает на звонки, Светка сходит с ума. А ведь что такое мобильный телефон? Въехал в тоннель - и он уже отключился, вошел в лифт - то же самое. Если Света ухитрялась позвонить мужу именно в этот момент, у нее начиналась паника. Да, она все понимала про лифты и тоннели, но точно так же понимала, что с Борисом могла приключиться беда и при падении он повредил телефон, который теперь не работает. Не лучше бывало и в те моменты, когда телефон работал, но Боря не отвечал. Опять же Светка понимала, что он мог оставить телефон где-то на несколько минут, да в туалет пойти, в конце концов, но ведь причина Борькиного молчания могла оказаться и иной. Одним словом, ее жизнь превратилась в нескончаемый ад. Надо отдать должное Борису, он, когда мог, регулярно, раз по пятнадцать в день, отзванивался жене, просто чтобы сказать, что с ним все в порядке, но такие систематические звонки не всегда бывали удобны. Когда ты один - делай что хочешь, а когда ты на людях? Как ты будешь объяснять, что каждые полчаса звонишь жене? Что о тебе подумают? В этом и состояла основная трудность их нынешней жизни: о болезни Бориса, кроме него самого и Светы, знали только два человека - врач и я. Таково было принятое Безрядиными решение, и пока оно оставалось неизменным. Ни родители Бориса, ни дети, ни тем более посторонние ничего не знали. В принципе, логика была мне понятна, хотя я ее и не поддерживал: никто не будет иметь дело с продюсером, который в любую секунду может… ну, сами понимаете.
Повседневная жизнь Безрядиных претерпела самые радикальные изменения, из нее были исключены все возможные факторы риска. Борис не летал самолетами, куда мог - добирался на поездах и перекладных, а туда, куда поезда не ходили совсем, не ездил, посылая вместо себя доверенного человека. В периоды эпидемий гриппа не появлялся в общественных местах, где велика вероятность заражения вирусом, отказывался от посещений ресторанов, приемов, избегал людных мероприятий. Он «правильно» одевался, чтобы не простудиться, не сидел на сквозняках, не пил кофе и не употреблял алкоголь. Он перестал водить машину и нанял шофера, чтобы, во-первых, не нервничать в дорожной ситуации, а во-вторых, сидеть на самом безопасном пассажирском месте - правом заднем, дабы в случае аварии максимально снизить риск травмы головы. За ним прочно закрепилась репутация человека с большими странностями, но он считал, что это в любом случае лучше, нежели понимание, что с ним нельзя строить долгосрочные планы и затевать проекты.