Этот разговор в разных вариациях повторялся почти ежедневно на протяжении двух месяцев, которые понадобились Хану, чтобы прийти в себя от нанесенного Оксаной и Аркадием удара. В это время он сдавал экзамены на юрфак и страшно удивился, когда оказалось, что он поступил. Он добросовестно зубрил историю, готовился к сочинению, упражнялся в устном английском и совершенно ничего не помнил. Ни как готовился, ни как сдавал. Все потонуло в вязком тумане постоянной душевной боли.

В сентябре начались занятия, Хан попал в новую среду, и ему стало легче. Те разговоры с отцом он вспоминал еще долго, пытался разобраться в себе и в жизни, что-то у него получалось лучше, что-то хуже, что-то не получалось совсем. Уже став совсем взрослым, он порой снова мысленно возвращался к тому, что говорил ему, семнадцатилетнему, Керим Джангирович, и удивлялся: неужели отец, объясняя ему такие сложные и нетривиальные вещи, надеялся, что сын его поймет? Хану было двадцать три года, когда отца не стало, и он тогда подумал, что Керим Джангирович, наверное, предчувствовал скорый уход и торопился сказать сыну все, что считал важным, что выстрадал сам, на собственных ошибках. Лучше сказать раньше, чем не успеть сказать вообще. И пусть парень пока не поймет, но он запомнит, а поймет потом, когда повзрослеет. «Поэтому он и говорил со мной тогда об этом так часто и так подолгу, все старался объяснить подоходчивее, не жалел времени, хотя был очень занят. Он боялся, что если будет ждать, пока я наберусь ума, то опоздает», - думал Хан.

Хан никогда особенно не интересовался психологией, и ему трудно было вникнуть в суть рассуждений о психологических потребностях и путях их удовлетворения. Он принял отцовские тезисы как данность. Да, он их не очень-то понимал, но они многое объясняли. То есть теория работала, хоть и не была понятной. В конце концов, совсем не обязательно знать, как работают часы, чтобы узнавать по ним время.

Зато другую вещь, вынесенную из тех разговоров, он понял очень хорошо: нет понятий «лучший» и «худший», есть понятие «другой». И еще есть понятия «нравится» и «не нравится», которые многие люди путают с понятиями «лучший» и «худший». Нет хороших фильмов и плохих книг, нет хороших поступков и плохих людей, есть то, что соответствует чьему-то вкусу и устраивает, и то, что вкусу не соответствует или не устраивает. И не нужно подменять одно другим.

Многие годы это понимание здорово облегчало Хану жизнь. И только в последние три месяца перестало спасать. Нет, он, наученный отцом, не думал, что Аркадий в чем-то лучше его, он понимал, что если Оксана уйдет, это вовсе не будет означать, что он, Ханлар Алекперов, чем-то плох. Он просто боялся, что она уйдет. Он не хотел жить без нее. Хан был уверен, что не сможет дышать, что умрет, если рядом не будет Оксаны. Строго говоря, то, что он испытывал, нельзя было назвать ревностью в чистом виде. Скорее это был животный страх. Страх за собственную жизнь, которая мгновенно оборвется, если из нее исчезнет жена.

Он совершенно запустил служебные дела, хотя пока этого никто не заметил.

Хорошо, что у него был солидный задел, огромные запасы информации, о существовании которой никто не знал, и теперь он выезжал на этом заделе, выдавая все новые и новые порции сведений, якобы собранных и проанализированных в последнее время, чуть ли не вчера или даже прямо сегодня. На самом деле сведения были получены несколько месяцев назад, и анализ был сделан раньше.

Было у него и еще одно дело, его личное, почти частное. Группировка Лебедева по кличке Ворон. Логичнее было бы с такой фамилией иметь погоняло Лебедь, но лебедь - птица белая, нежная и аристократичная. Наглый, жадный и жестокий бандит предпочел именоваться Вороном. К Ворону и его бригаде у подполковника Алекперова был свой счет. Но даже этим делом он в последние три месяца почти не занимался, делал только самое необходимое, но глубоко не копал и пристально не отслеживал.

Виртуальная переписка

Одалиска - Морю, 1 мая 2004 года

Костя только что приехал, УРА!!! Пошел в душ, а я кинулась к компьютеру поделиться с тобой радостью. Сейчас совсем рано, день только начался, так что можно считать, что мы будем вместе все праздники. Правда, здорово?

Хотя ты, конечно, этого не прочитаешь сегодня… Ладно. Люблю, целую, обожаю.

О.

Одалиска - Морю, 1 мая 2004 года

Моречко, Костя поел и лег спать, говорит, что всю ночь не спал в дороге, а я села писать тебе письмо. Знаю, что не прочтешь, что уехала за город к родителям, но мне больше не с кем поделиться, а делиться с тобой каждым соображением уже вошло в привычку.

Первый восторг быстро улетучился, и снова одолели мысли, которые ты называешь неправильными. Костя приехал загорелый, даже не столько загорелый, сколько сгоревший. Я зашла в ванную, когда он мылся, и увидела, что у него плечи и спина облезают. И нос облупился. Видно, он был на каком-то уж очень солнечном юге.

И настроение у него еще хуже, чем у меня. Ты представляешь? Лицо прямо почернело, мрачный, весь какой-то перевернутый, слова цедит еле-еле, разговаривать не хочет, даже Дашку на руки не взял. Черт-те что, одним словом. Совершенно ясно, что он со своей бабой поссорился и уехал с курорта раньше времени. Видно, они здорово поцапались, всерьёз, потому что зимой, когда она деньги не взяла и выставила его из квартиры, он был не такой злой. Расстроенный - это да, но не такой, как сейчас. Сейчас на него просто смотреть страшно. Я даже подходить к нему боюсь. Неужели в таком настроении нам придется просидеть дома все праздники? Вот ужас-то! А я, дура, радовалась, когда он приехал! Лучше бы он вообще не приезжал, сидел бы на своем морском курорте со своей сучкой и не портил бы мне настроение.

Целую,

Одалиска.

Одалиска - Морю, 2 мая 2004 года

Ну вот и праздники, будь они неладны… Надо же было так все испортить! Второй день в доме настроение как на похоронах. Костя со мной ни о чем не разговаривает, что вполне естественно, он же с любимой поссорился и теперь переживает, куда уж тут с женой словом перемолвиться или на ребенка внимание обратить. Всемирная скорбь. Ах, кобель, ну сукин же он сын! Ладно, изменяет, так он еще и свои кобелиные проблемы в дом тащит, нет чтобы за порогом их оставить. Вчера проспал до вечера, а когда сели ужинать, вдруг заговорил о том, что вот живешь-живешь, веришь человеку, думаешь, что он никогда тебя не предаст, а он… Мол, никому верить нельзя, любой может нанести удар в спину, даже самый близкий. Во до чего она его довела! Я, конечно, сделала вид, что ничего не слышу и не понимаю, чтобы не обострять. Интересно, что она такого сделала? Наверное, закрутила на курорте с другим мужиком, побогаче, посолиднее, вот Костя и не выдержал, сорвался оттуда. Вот и хорошо. Мне спокойнее. Будем надеяться, что на этом его любовные похождения закончились.

Жаль, что тебя нет дома, очень хочется обсудить с тобой эту ситуацию. Ну что ж делать, потерплю, пока ты вернешься с дачи.