Знаешь, именно так я и думал о тебе, Шот-таймер. Но я, как и ты, ошибался. А теперь смотри.
Атропос слегка раздвинул пальцы. Ральф увидел, как кто-то в бейсбольной кепке с эмблемой «Ред сокс» вышел из «Красного яблока», и Ральф сразу узнал выходящего. Этот человек крикнул что-то кому-то другому, стоящему на противоположной стороне, и тут начали происходить ужасные события. Ральф отвернулся от кровавой картины будущего, показываемой Атропосом.
Но он слышал то, что случилось.
Первоначально это принадлежало Слепому Случаю, Шот-таймер, — говоря другими словами, мне. А вот и второе обещание: если ты встанешь на моем пути, то случится то, что я показал. И ты ничего не сможешь сделать или каким-то образом предотвратить это. Но если ты и твоя подружка останетесь в стороне и не станете вмешиваться в ход событий — тогда я тоже останусь в стороне.
Вульгарность, большей частью являвшаяся обычным стилем поведения Атропоса, теперь была отброшена, словно использованный карнавальный костюм и впервые Ральф ощутил, насколько же древнее это существо обладавшее такой злобной мудростью.
Помнишь как говорят наркоманы, умирать легко, трудно жить. В этом сокрыта истина. Если кто и знает так это я. Итак что же ты думаешь, Смертный?!
Ральф молчал опустив голову и до боли сжав кулаки Серьги Луизы как маленькие угольки горели в его ладони Кольцо Эда казалось, тоже обжигало его. Ральф хотел вытащить проклятую вещицу и швырнуть ее вслед за скальпелем; он знал, что ничто в мире не сможет удержать его. Он вспомнил рассказ, прочитанный еще в школе, тысячу лет назад. «Леди или тигр?» назывался рассказ, и теперь он понял, что означает обладание такой ужасной силой… И таким ужасным выбором. На первый взгляд, все кажется таким простым; что значит, в конце концов, одна жизнь против двух тысяч?
Но эта одна жизнь.
«И все те… Никто из них ничего не знает, — спокойно подумал он. — Никто, кроме, возможно, Луизы… А Луиза одобрит мое решение. Кэролайн не поняла бы, но они такие разные».
Да, но имеет ли он право решать?
Атропос все понял по его ауре — становилось страшно от способности этого создания видеть.
Конечно, имеешь, Ральф, — на самом деле вопрос жизни и смерти сводится к следующему: кто имеет право. На сей раз ты. Так что скажешь? — Я не знаю, что сказать. Не знаю, что и думать. Я лишь хочу, чтобы вы все трое ОСТАВИЛИ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Ральф Робертс поднял голову к потолку логова Атропоса и закричал.
1
Пятью минутами позже голова Ральфа вынырнула из-под старого склоненного дуба. Ральф сразу увидел Луизу. Женщина, стоя на коленях, смотрела на его обращенное вверх лицо сквозь клубок перепутанных корней. Он протянул перепачканную, в кровавых подтеках руку, и женщина крепко ухватилась за нее, поддерживая Ральфа, пока тот преодолевал последние ступени — искореженные корни, скорее похожие на перекладины переносной лестницы.
Ральф выбрался из-под дерева и лег на спину, жадно вдыхая свежий воздух. Никогда в жизни воздух не казался таким вкусным. Несмотря ни на что, он испытывал огромную благодарность судьбе за вновь обретенную свободу.
— Ральф? С тобой все в порядке?
Он повернул ее руку, поцеловал ладонь и положил сережки на то место, которого только что касались его губы.
— Да. Это твое.
Луиза удивленно разглядывала их, словно никогда не видела сережек ни этих, ни каких-либо других, — затем опустила в карман жакета.
— Ты увидела их в зеркале, ведь так, Луиза?
— Да, и тогда я разозлилась… Но вряд ли была сильно удивлена.
— Потому что ты знала.
— Догадывалась. Возможно, с того самого момента, когда увидела Атропоса в панаме Мак-Говерна. Просто я держала… Это знание… В тайниках мозга.
Луиза внимательно, как бы оценивающе, смотрела на Ральфа.
— Не будем сейчас говорить о моих серьгах — что произошло там, внизу?
Как тебе удалось выбраться?
Ральф испугался, что если она слишком долго будет разглядывать его, то узнает слишком много. К тому же, если он еще немного останется без движения, то уже не сможет пошевелиться, усталость наподобие огромного океанского лайнера разливалась в нем, пытаясь увлечь на дно. Ральф поднялся на ноги. Сейчас он не мог позволить себе утонуть.
Новости, сообщаемые небесами, были не так плохи, как он ожидал, но все же достаточно неутешительны — никак не меньше шести часов. Жители Дерри, не имеющие отношения к митингу по поводу абортов (огромное большинство, говоря прямо), садились за стол. Двери Общественного центра Дерри уже открыты; вход купается в свете софитов, тележурналисты ведут репортажи в прямом эфире о прибытии первых защитников права выбора, которым приходится проходить мимо Дэна Далтона и яростно размахивающих лозунгами «Друзей жизни». А неподалеку кто-то напевает любимую песенку старины Эда Дипно:
«Эй, эй, Сьюзен Дэй, сколько ты убила детей?» Что бы ни предстояло совершить ему и Луизе, сделать это необходимо в следующие шестьдесят или девяносто минут. Отсчет времени начался.
— Идем, Луиза. Надо торопиться.
— Мы возвращаемся в Общественный центр?
— Нет, не сразу. Сначала нам следует… Ральф понял, что не может ждать окончания того, что должен сказать.
Куда же, по его мнению, им следует отправиться сначала? В больницу Дерри? В «Красное яблоко»? К нему домой? Куда податься, если хочешь отыскать парочку благожелательных, но далеких от всезнания остолопов, вовлекших тебя и самых близких твоих друзей в мир боли и тревог? Или, вполне резонно, это они должны отыскать тебя?
«Возможно, они не хотят разыскивать тебя, любимый, Скорее всего, они прячутся, избегая твоего общества».
— Ральф, ты уверен, что… Внезапно он вспомнил о Розали, и сразу все встало на свои места.
— В парк, Луиза. Мы пойдем в Строуфорд-парк. Вот куда нам следует отправиться. Но по пути сделаем одну остановку.
Он повел Луизу вдоль ограждения, и вскоре они услышали ленивый шум разговоров. До Ральфа донесся и запах жареных хот-догов; после зловония логова Атропоса этот запах показался ему амброзией. А минуту спустя они вступили на площадку для пикников, расположенную рядом со взлетно-посадочной полосой N3.
Дорренс, стоя в самом сердце удивительной по красоте, разноцветной ауры, наблюдал за приземлением спортивного самолета. Позади него за столиком сидели Фэй Чепин и Дон Визи, между ними лежала шахматная доска.