– Ну, это разрисовка тачек так сейчас называется – аэрография. У «Запорожца» того голая баба была на капоте. А на крыльях и дверях всякие планеты, звезды и прочая космическая лабуда. Вообще ништяк смотрится, если художник толковый, – пожал плечами Сокол. – Я бы тоже на своей «Калибре» такое сделал. У финнов, вон, полно разрисованных тачек по Хельсинки ездит.
– У нас это уже разрешено? – без особого интереса обронил Влад. – Легавые не грузят?
– А фиг знает, если честно, – помолчав секунду, мотнул головой Сокол. – Надо будет звякнуть, пробить поляну. Ну, так мы едем к этой драной суке?
– А ты сам как думаешь? – Невский вздохнул, буркнул устало: – Кортеж президентский больше ни к чему. Не перед кем там выеживаться. Ты вот что. Лысого и вторую команду гоблинов отпускай, до завтра. Пусть спать валят. На американце поедем, сядешь за руль. Хватит нам для прикрытия двух пехотинцев. Пацаны при стволах?
– Ясный перец, – кивнул Сергей, опустил перегородку, передал лысому водиле приказ бригадира, вслед за Владом покинул лимузин и пересел в освобожденный от боевиков «Чероки». Лимузин тут же укатил, а телохранители остались куковать на щербатом тротуаре.
– Он на такси приезжал? – спросил Рэмбо.
– Да. Желтая раздолбанная «Волга». Автопарк «Конюшенная площадь», – лихо вращая баранку подтвердил Сокол. – Номера черные от грязи, цифры хрен разглядишь, – он дернул щекой. – Водила шифровался. Прям Джеймс Бонд. Вязаная шапочка натянута до глаз. Черные очки. Шарф до носа. Притормозил на пару секунд. Я в салон, на сиденье, пачуху бросил, как договаривались, он достал из кармана куртки комок с адресом, швырнул мне и – адью. Так коксу со страха дал, с прокрутами, аж жопу у тачки занесло. Пидор гнойный. Ни за хрен собачий такую кучу лавэ отгреб, падла! А как его, суку, вычислишь?! Разве что хвост пришить, так ведь ты сам не захотел, – Сокол, как заядлый дальнобойщик, языком передвинул сигарету в другой край рта и покосился на Невского.
– Хвост не нужен, – сказал Рэмбо. – Я знаю, кто он. Это один из тех, кто меня на кичу за армяна определил. С блядью разберемся… если адрес не туфтовый… вернемся в Питер и зайдем в гости. Без приглашения. Чифиря выпьем. Покалякаем.
– Ништяк. Думаю, он нам обрадуется. Если не обоссытся. Откуда стук?
– Сорока на хвосте принесла, – поморщился Невский. – Не задавай глупых вопросов. Неужели не понятно?
– Генерал номерок исходящий пробил, – хмыкнул Сокол. – Откуда же еще. Хорошо иметь домик в деревне.
– Сколько нам до адреса ехать? Где-то полчаса?
– Да вроде того, – кивнул Сергей. – Это если быстро долетим. Отсюда километров пятьдесят будет. А что?
– Хреново мне. Останови. Назад пересяду, прилягу. Если усну – разбудишь…
– Так может… это… лучше не гнать гусей и отвезти тебя к врачу, а, Влад? Куда эта тварь до завтра денется? Три года тихарилась, подождет полсуток, – Сокол повернулся к Невскому и внимательно оглядел лицо бригадира. Невский выглядел, мягко говоря, уставшим и замученным. Лоб мокрый. Щеки провалились. Под глазами темные круги. На виске, под тонкой кожей, часто пульсировала вена.
– Тормози, я сказал! Обойдусь. До завтра не сдохну, – выдавил Рэмбо. Когда джип остановился, он взялся за ручку, дернул, открывая дверь, прежде чем пересесть, обернулся. – Время дорого. Дел много. Проблемы быстро решать надо…
Через пять минут Невский уже крепко спал, убаюканный мерным покачиванием внедорожника, пулей несущегося по проспекту маршала Жукова в сторону Петергофского шоссе. Когда, спустя сорок минут, Сокол остановил джип за квартал от нужного дома и тронул Рэмбо за плечо, Влад встал легко, потянулся, прислушался к своему организму и с удив-леним ощутил, что мучившая его весь вечер головная боль исчезла. Да и сонливость как рукой сняло. Вот и ладушки. Пора приниматься за работу. Как там у Винни-Пуха? Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Блядям – звиздец, ментам – пиздец, на то оно и утро.
Вышли на улицу, заглушив двигатели обоих джипов. Братки были угрюмы и сосредоточены.
– Значит, так, братва, – оглядев пацанов, нарисовал расклад Невский. – В квартире сто три, в этом доме, предположительно находится баба. Бывшая блядь. Погоняло Катя Вертолет. Фамилия – Гаврилова. Я хочу с ней побеседовать. Ваша задача – заставить ее открыть дверь. Потом заткнуть хлебало, чтоб не подняла хипеш, и сообщить Соколу на мобилу. Мы сразу поднимемся в хату. А дальше уж как получится. Стволы оставьте. Не пригодятся.
– Сделаем, – сказал рослый широкоплечий крепыш, откликавшийся на Фрола. – У меня с собой ксива есть ментовская. Липа голимая, но покатит. Если бикса начнет понты гнать – покажу через глазок. На лохов действует безотказно. Не в первый раз.
– Отлично, – Рэмбо взглянул на часы. – Если что, ссылайся на старшего лейтенанта Глушко. Типа от него. Должна клюнуть. Мы с Соколом будем здесь. Все, пошли!
Оставив волыны в тачке, два бывших телохранителя Индейца, а теперь – хотелось верить – верные стражи Рэмбо, обошли огромную лужу и направились к длинной хрущевской пятиэтажке, по ходу сверяясь с табличками у подъездов. В этот ранний час Ломоносов не подавал ни малейших признаков жизни. До рассвета далеко, вокруг мрак и безлюдье, на уши давит почти абсолютная, невозможная для ночного Петербурга, провинциальная тишина. Из всех звуков лишь звонко капающая с крыш и сочащаяся из водосточных труб вода, лай вяло побрехивающей вдали собаки и гул автомобилей, время от времени доносящийся со стороны шоссе, с подножия огромного холма, на котором большей частью стоял сонный приморский городок, своей убогостью и облезлостью никак не соответствующий имени самого великого в истории русского ученого. Невский знал из газет, прочитанных на зоне, – по количеству наркоманов на душу населения Ломоносов является лидером среди всех населенных пунктов Ленобласти. Сказывалось присутствие компактно проживающих в частном секторе цыган, давно купивших местную ментовку и безнаказанно торгующих дурью в любое время дня и ночи. Влад с детства не любил чавых. Впрочем, как и всех остальных «зверей», попадающих под определение черномазых. В Латвии, где он жил раньше, цыган – этой гнили рода человеческого – тоже хватает. И занимаются они тем же самым. Отношения своего к приезжим с юга и местным обезьянам Невский не скрывал и после переезда в Ленинград, и нисколько по этому поводу не заморачивался. Знал – он такой не один. Так думают почти все русские, но предпочитают молчать. А зря. Решать проблемы лучше жестко и радикально. Раз и навсегда. Иначе черная и раскосая зараза, как раковая опухоль, расползется по всей России и начнет качать права. Вначале – легкие наркотики, дерьмовые шмотки и ларьки у метро и вокзалов. Затем – целые рынки. Дальше начнется покупка чиновников и агрессивное, массовое заселение примыкающих к рынкам районов. Как это уже происходит с сибирскими китайцами. И самое противное, что до сих пор нет реальной силы, способной поставить наглых заезжих тварей на место. А лучше – вообще вырвать с корнем и выгнать на «историческую родину». На такое полезное дело и денег не жалко, думал Рэмбо, жадно затягиваясь дымом. Нашлись бы толковые исполнители. Только где их взять? Чтоб не за одни бабки погромы устраивали, но еще и за идею. Типа «Россия для русских». «Убей бобра – спаси дерево». Так озеленим же нашу Родину. Ну и так далее. А что, нормальные лозунги. Вполне прокатит. Надо будет подумать на досуге над темой.