Почти полтора часа Тамара проскучала у себя в комнатушке, напряженно вслушиваясь в шорохи и приглушенные голоса, доносившиеся снизу. Почти полтора часа… но вот ступеньки ведущей на чердак лестницы заскрипели, и в дверях нарисовалась слоновья туша домоправительницы.
— Мне надо с тобой серьезно поговорить. — Фрекен Бок выглядела совершенно убитой, и Тамара впервые отметила, что толстокожей домоправительнице, оказывается, тоже не всегда удается удерживать эмоции внутри себя. — Только что моя мама рассказала мне, где Игнат на самом деле обварил себе спину и грудь.
— «На самом деле»? — не смогла перебороть любопытства Тамара. — Интересно, а как он объяснил это вам?
Как ни странно, толстуха не стала из этого делать секрета.
— Сказал, что ошпарился в душе. — Она присела на краешек «кресла» и уткнулась потерянным взглядом в носки своих тапочек. — В Москве, в гостинице, из душа будто бы неожиданно хлынул крутой кипяток. Он говорил так убедительно, что я ему поверила, — вздохнула Светлана Петровна, и Тамаре стало ее немножечко жаль. — Даже настаивала, чтобы он подал в суд на эту гостиницу.
— Если бы он, и правда, обварился в Москве, то как бы мог после этого здесь, в деревне, париться в бане вместе с Петром Тимофеевичем?
— Про то, что они с отцом парились в бане, мне ничего не известно. Игнат сказал мне, что заезжал на сутки сюда, и я, дура такая, еще удивлялась, как он мог, с такими ожогами вести машину…
— Что, серьезные ожоги?
— Ему даже предлагали госпитализацию, шла речь о пересадке кожи, но обошлось. Хотя Игнат неделю не выходил из дома, а последнюю повязку снял только вчера…
— Вы уже побеседовали с ним?
— Он сейчас спит…
«По такому случаю могла бы и разбудить».
— …Впрочем, я все равно хотела сначала поговорить с тобой. Расскажи мне, пожалуйста, все с самого начала.
— Про баню?
— С того момента, как Игнат здесь появился.
— Я еще спала, когда он приехал. А когда проснулась, спал уже он. Потом он с полчаса ругал меня за все, что только смог накопать в моем поведении, не соответствующее каким-то там нормам…
— Не смей говорить так, Тамара, — не удержалась чтобы не одернуть ее Светлана Петровна. — Я в курсе, что говорил тебе дядя.
— Будете слушать дальше?
— Да.
А Тамара, подумав, что дядюшке сегодня не поздоровится, с удовольствием принялась смаковать подробности его гусарского наскока на баню, закончившегося позорным фиаско.
— А ведь ты запросто могла его убить, — негромко заметила толстуха, когда Тамара закончила. — Ты об этом подумала?
— Как бы не дать себя изнасиловать, вот о чем я тогда думала.
— Да, да, конечно, — пробормотала Светлана Петровна, и в комнате ненадолго воцарилась тишина. Пока ее не нарушила Тамара.
— Что будет дальше? — спросила она.
— А дальше негодяю не помешало бы дать хорошего пинка. — Домоправительница подняла взгляд на Тамару. Ее глаза сверкали от ярости. — Если б не ты, я так бы и сделала. Но не могу же я оставить тебя один на один с этим подонком. Ведь он либо все равно до тебя доберется, либо ему откажут в правах на опеку, и ты окажешься в интернате. На себя опекунство я перевести не могу — ведь я не только не родственница, я даже не была близкой знакомой твоей семьи. Так что пока тебе не исполнится шестнадцать, с этим выродком придется мириться. Но можешь не сомневаться, — многозначительно сжала увесистый кулак фрекен Бок, — к тебе он больше не прикоснется. Все будет нормально, девочка. — Светлана Петровна поднялась из «кресла». — Тамара, кому еще ты рассказала об этой истории, кроме Анны Ивановны?
— Никому.
— Хорошо, — сказала толстуха, и Тамара отметила, что она с облегчением перевела дух. — И никому никогда не рассказывай. Об этом знаем лишь ты, я, мои родители и этот подонок. Достаточно! Сейчас устрою ему веселенькую побудку! А ты посиди здесь. Нечего тебе слушать, как буду его разбирать.
И Светлана Петровна принялась осторожно спускаться по лестнице. А Тамара подумала, что сегодня впервые домоправительница вызвала у нее хоть небольшую симпатию. Возможно, потому, что ее, абсолютно убитую, было просто по-человечески жаль.
И она, стараясь не скрипеть ступеньками, принялась спускаться следом за домоправительницей. Подслушивать, как будет драть задницу дяде Игнату.
Разве можно было пропустить подобное?
Анна Ивановна с Петром Тимофеевичем уехали на телеге за сеном, Тамара, как была уверена фрекен Бок сидит в своей комнатушке, а потому домоправительница даже не думала о том, чтобы, устраивая выволочку дяде Игнату, хоть немного контролировать громкость. Все было слышно просто великолепно, и Тамара, затаившись за занавеской возле двери в дядину комнату, упивалась каждым доносившимся до нее толстухиным воплем.
— Похотливый мерзавец!!! — надрывалась Светлана Петровна. — Педофил!!! Вуайерист!!!
— Да ничего и не было, — безуспешно пытался оправдываться дядя Игнат. — Я просто боялся пускать ее в баню одну. Там котел с кипятком. Там печь…
— Почему ты мне наврал про душевую кабинку?!! Почему?!! Отвечай!!!
Дядюшка мялся.
— Отвечай, скотина!!!
Тамара за занавесочкой ликовала.
— Я просто хотел избежать кривотолков. Поверь мне Света, я и в мыслях не держал…
— И не грозился отхлестать ее веником?!!
— Какой веник? Первый раз слышу.
— Что, хочешь сказать, что не пытался спекулировать разрешением ходить по ночам в клуб?!!
— Какие спекуляции, Света? Не понимаю, о чем ты…
— Отлично понимаешь, подонок!!!
— Я просто забыл в предбаннике сигареты. Зашел за ними и оттуда спросил, как у Тамары дела не нуждается ли она в помощи… И вдруг дверь распахивается, выскакивает эта шалая стерва с ковшом и выплескивает мне на грудь кипяток.
— А одновременно и на спину? — тут же поймала Игната на вранье толстуха.
Но тот и не думал так просто сдаваться.
— Еще один ковш.
— Что, сбегала к котлу? Зачерпнула? Прибежала обратно? А ты стоял и ждал, когда тебя ошпарят повторно?
— Мне было больно, — захныкал дядюшка. — Ты даже не представляешь, какая это дикая боль! Я ничего в тот момент не соображал. А эта мелкая дрянь, действительно сбегала к котлу, набрала еще один ковш и выплеснула его мне на спину.
— Во что ты тогда был одет?
— В рубашку. И в джинсы.
— Та-а-ак! Через рубашку, я еще понимаю, можно было ошпарить тебе спину и брюхо. Но как через джинсы она ухитрилась так обварить тебе яйца? И откуда ей знать, что у тебя действительно красные плавки? Чего-то я здесь недопонимаю. — Дядя оказался прижатым к стене.