Я наклонил голову и опять поцеловал ее в чуть приоткрытые губы. А она снова вздрогнула так, словно я пустил по ней легкий электрический разряд. Но на этот раз отстранилась от меня. Шумно втянула в себя воздух. И прошептала. Чуть слышно. Так и не открывая глаз.
– Я тоже тебя хочу, Денис… Так долго… ждала тебя… Дождалась… наконец… Поверь, это правда… Я точно знаю… что это… правда.
– Я тоже… – прошептал я в ответ…
…только и успел прошептать я в ответ…
И тут же в дверь раздался длинный настойчивый звонок. Как и пророчила Конфетка, на самом интересном месте.
– Быстро добрался, – без особой приветливости в тоне буркнул я, пожимая Вове Большому граблеобразную лапищу. – Артем обещал, что подъедешь не раньше, чем через два часа.
– Ну-у-у, я же не думал, что помешаю, – откровенно признался Вова, оценивая взглядом профессионала-эксперта высунувшуюся из кухни взглянуть, кто там такой объявился, Конфетку. – Знал бы, так не спешил… Добрый день, девушка. – Большой отвесил Свете низкий шутовской поклон. – Я Владимир Андреевич.
В ответ Конфетка ошпарила его недружелюбным взглядом исподлобья и, ни слова не говоря, свалила обратно на кухню. А я рассмеялся и хлопнул Вову по крутому накачанному плечу.
– А это Светлана. Уж не знаю, как она там по отчеству, Владимир Андреевич, но зато у нее совершенно несносный характер. Так что не рекомендую пытаться заигрывать. Обломаешься. И в лучшем случае нарвешься на семиэтажную матерщину. В худшем – схлопочешь по будке сковородой.
– Что, в натуре? – снова расплылся в дебильной улыбочке Вова. Он уже успел снять ботинки, и один из носков у него оказался с дырой, из которой выглядывал на волю грязный большой палец. Впрочем, это моего гостя нисколечко не смущало. – Тапок не надо, – пробубнил он и оглушительно высморкался в нечистый платок. – Привык босиком. Да и носки грязные. У тебя пол в квартире всяко чище, братан.
С чем я был совсем не согласен. Но промолчал. Вместо этого махнул Вове рукой, чтобы следовал за мной, и отправился на кухню, где, накрывая на стол, злобно гремела тарелками хмурая, разочарованная жизнью Конфетка. Она уже извлекла из духовки поднос с подрумяненной до золотистого цвета картошкой и покрытыми кружками лука свиными котлетками на косточках.
Ноздри у Вовы Большого сразу жадно зашевелились, глазки радостно заблестели. Он тяжело плюхнулся на табурет и замер в ожидании божественной трапезы.
Несмотря на свою внешность австралопитека, Большой оказался весьма компанейским типом с настолько хорошо подвешенным языком, что, по моим прикидкам, смог бы легко исполнять обязанности тамады на свадебке средней паршивости. Пока мы набивали себе животы свининой с картошкой, а потом пили кофе с вафельным тортиком, курьер положенца успел рассказать десятка два свежих анекдотов, дополнив их парой прикольных историй, случившихся с ним в реальной жизни. А оттрапезничав, благоразумно не счел удобным дальше навязывать нам свое общество. Потом вручил мне упакованную в целлофан пачку стодолларовых купюр, кредитную карточку, мобильник и обрывок бумажки, на котором почерком Артема Стилета были накарябаны мой пин-код и номер сотового телефона.
– А на словах босс просил передать, что в средствах особо можете не стесняться. Конечно, в пределах разумного. Если потребуется что-нибудь, чего не сможете надыбать самостоятельно – скажем, оборудование или какая-то информация, – звони или сразу же, не откладывая, подруливай прямо к нему в Сестрорецк… Ну все. Поеду, пожалуй. – Вова протянул мне на прощание руку. И напоследок, уже выйдя за дверь, ни с того, ни с сего ошарашил меня пророчеством: – Не мое это дело, конечно, но как пацан пацану… Намаешься, Знахарь, с этой своей черной розой. Исколешься весь о шипы так, что и места живого на тебе не останется. Ты уж поверь, я-то вижу такое с первого взгляда. Жизнью научен, сам не раз попадал на нечто подобное. Старайся держать эту Светлану от себя на дистанции – так будет лучше всего. И извини, если сунул нос не в свое дело. Но я так считаю, что сказать, о чем думаю, был просто обязан. Как пацан пацану, – еще раз повторил он и, даже не думая вызывать лифт, начал быстро спускаться по лестнице.
А я стоял на пороге квартиры, слушал, как на всю парадную гулко стучат о ступеньки жесткие подошвы его ботинок, и с легкой иронией размышлял: «Эх, Володя, Володя. И ничего-то ты обо мне не знаешь. Не ведаешь о том, на какой ядовитый шип в свое время насадили меня. По статусу тебе не положено знать, кто я такой на самом деле, и какие воду, огонь и медные трубы мне довелось преодолеть, прежде чем я оказался в этой просторной квартире наедине с "черной розой", ощетинившейся шипами, которые на самом-то деле мне не страшнее детской считалочки. Такие шипы я давно научился обламывать без вреда для здоровья. А если вдруг и случится, что ненароком все-таки уколюсь о какой-то из них, то ранка затянется моментально, и я даже не обращу на нее никакого внимания».
– Такие-то вот дела, Вова Большой, – чуть слышно произнес я и запер входную дверь.
В прихожую выглянула Света. На руках, как у хирурга, резиновые перчатки. Нарядный передничек сбился немного на сторону. С левого глаза чуть-чуть подтекла тушь, но Конфетка этого еще не заметила.
Я подошел к ней и крепко обнял за плечи. Она глубоко вдохнула и доверчиво прижалась ко мне.
– Черная роза, – прошептал я ей на ушко.
– Почему черная роза? – тоже прошептала она.
– Потому что так тебя назвал Вова Большой. А еще он отметил, что у тебя очень много длинных и острых шипов.
Конфетка усмехнулась и слегка коснулась губами моей щеки.
– А ведь он прав, этот твой Вова. Я и правда очень колючая. Для всех, кроме одного человека. Есть такой, один-единственный на всю нашу Вселенную, для кого у меня теперь нет ни единой, даже самой ничтожной колючки. Кого я имею в виду? Отгадай с трех попыток.
Она шептала мне прямо в ухо. Она почти касалась его губами. И я сейчас просто готов был растаять от ее горячего прерывистого дыхания.
– Зачем три попытки? Мне довольно одной. Человек, единственный во Вселенной, для кого у тебя не осталось ни шипов, ни колючек, – это я. Угадал?
– От скромности помереть тебе не суждено.
– Так угадал или нет?
– Угадал… конечно, – пробормотала она.
Хорошо, что она не догадалась задать мне еще один вопрос, на который я точно не знал бы, что отвечать. То ли врать, то ли, зажмурившись, вываливать на поверхность всю правду. «А верю ли я всему тому, что она сейчас горячо нашептывает мне на ухо?» – вот такой вопрос, которым Конфетка с ходу загнала бы меня в тупик. Ведь как бы я этого горячо ни желал, но заставить себя поверить хоть единому ее слову не мог.
Те беззаботные розовые времена, когда я был готов безоглядно повестись на любую красочную бодягу, которую мне навесила бы на уши какая-нибудь нарядная кукла, канули в Лету уже больше четырех лет назад. Жизнь давно выдавила из меня щенячью уверенность в то, что дерьмовых людей не бывает; есть люди, к которым ты просто не смог найти должного подхода…