«…Здесь у них постоянно проходили интимные ленчи…» – доверительно сообщал старший официант ресторана в Гринвич Вилладж.
А вот это была Оливия. Но ленчей было только два – и оба связаны с бизнесом, они проводились в месте, удобном для представителя архитектурной конторы.
«…Они всегда просили дальнюю кабинку, – заливался официант, – и мы хорошо знали, поскольку постоянно обслуживали этих клиентов, когда их можно побеспокоить».
Оливия выругалась так, как не позволяла себе никогда, оторвала страницу со статьей от газеты и разорвала ее на мелкие кусочки.
– Это ложь, абсолютная ложь!
Но ложь продолжала тиражироваться до тех пор, пока даже такой новичок в мире дешевых сплетен, как Оливия, не поняла, что «Чаттербокс» готов перейти последнюю грань, разделяющую домыслы и обвинения.
Она продолжала уговаривать себя, что Риа вот-вот неожиданно появится и все прояснит. И ждала неутомимого репортера из «Чаттербокса», чтобы доказать ему, что он идет по ложному следу, смешивая истории двух разных женщин. Но ни то, ни другое ее желание не осуществлялось.
Как-то утром Дольчи вошла в магазин и протянула Оливии очередной номер газеты.
– Ты лучше сядь, – мягко сказала она.
– Что, очень плохо?.. – спросила Оливия. Девушка кивнула головой.
– На третьей странице.
Оливия обреченно вздохнула и развернула газету. Она предвидела этот момент уже несколько дней и пыталась подготовить себя к самому худшему, но когда увидела свою фотографию на четверть страницы, – себя, стоящей на пороге «Мечты Оливии», лицо ее стало белым, как бумага.
Четким шрифтом напечатано: «Оливия Харрис – таинственная женщина в жизни женатого финансиста». Более мелким шрифтом напечатанный подзаголовок объяснял, что старший официант ресторана в Вилладже не задумываясь опознал в Оливии ту самую «таинственную незнакомку».
Оливия не знала, смеяться или плакать. Официант, смог назвать ее имя только потому, что она подписала счет за один из ленчей.
– Эти деньги к делу не относятся, – настаивала она, когда Чарлз потянулся за чеком. А теперь ее имя выплыло благодаря этому счету, чтобы покончить с ней.
Она долго сидела, уставившись на фото. Затем посмотрела на Дольчи. Глаза Оливии стали еще темнее на фоне побледневшей кожи.
– Я подам в суд, – с яростью прошептала она, – я вытрясу из этих грязных ублюдков все до последнего пенни.
– Успокойся, Оливия, может быть… возможно, все закончится без…
Звонок телефона прервал Дольчи на полуслове. Звонил репортер одного из бульварных журнальчиков, чтобы договориться об интервью. Утро еще не кончилось, когда Оливия вынуждена была выключить телефон. Что за нужда была отвечать на настойчивые звонки, если она заранее знала, что звонящий окажется либо репортером, настаивающим на интервью, либо клиентом, который холодным тоном объявит, что не намерен больше иметь дело с женщиной, которую по заслугам назвали «доморазрушительницей».
Это была последняя капля.
«Конечно, есть надежда, что это минует, – в ярости подумала Оливия, – но нельзя сидеть и ждать, когда магазин вылетит в трубу». Она схватила сумочку и направилась к двери.
– Я пошла к адвокату и постараюсь с его помощью пригвоздить этих ублюдков к стене, – сказала она Дольчи.
Адвокат ей посочувствовал, но вынужден был признать, что оснований для предъявления иска нет.
– Эта редакционная братия достаточно умна, чтобы отплясывать в пределах границ закона, мисс Харрис. – Он ткнул пальцем в фото и статью. – Они никогда не преступят закон и не назовут вас любовницей Райта, они просто скажут, что он субсидировал вас некоей суммой денег для открытия магазина, что вас с ним часто видели вместе.
– Они написали, что у нас были «отношения», – сказала она, сверкнув глазами, полными гнева. – Уже это является основанием для судебного разбирательства.
Адвокат покачал головой.
– Но у вас были отношения.
– Деловые отношения! Они же придают этому слову совсем другое значение…
– Таковы правила их игры, к сожалению. Они пишут о совершенно приемлемых вещах, но значение придают им совсем иное.
Он пожал плечами.
– Я действительно сожалею, мисс Харрис, но поделать ничего не могу, правда, до тех пор, пока они не промахнутся и не напишут то, что мы сможем квалифицировать как клевету.
На глазах Оливии заблестели слезы.
– Например? – спросила она прерывающимся голосом. – Что я… голая танцевала в парке? Адвокат грустно улыбнулся.
– Представьте себе, у меня было одно подобное дело. Все шло хорошо, пока моя клиентка на суде не проговорилась, что, конечно же, не делала ничего подобного с трехлетнего возраста. Да… Это замечание все изменило. В конце концов, она ведь все-таки танцевала голышом в парке, и ее иск был отвергнут…
Второй раз за день Оливия выругалась так, что даже адвокат покраснел.
– Это ничего не значит, – оборвала она его. – Я сама найду, как с ними разделаться.
Но это была пустая угроза. «А Риа могла бы что-то сделать? – думала Оливия, меряя шагами комнату из конца в конец уже вечером. – У нее в руках ключ ко всему, но где же она?»
Черт побери, в конце концов, эту Риа! Оливия остановилась посредине своей маленькой гостиной. Она должна выяснить, что с ней происходит, почему Риа не появляется?
А может быть, надо прекратить беспокоиться о Риа и стоит побеспокоиться о себе? Да, возможно. Возможно…
Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. Даже если она наберется храбрости рассказать реальную историю всему миру, что хорошего из этого получится? События зашли уже слишком далеко. Без Риа, которая могла бы подтвердить ее рассказ, все будет выглядеть так, словно она пытается оправдать себя и откреститься от скандала.
Опять зазвенел телефон, – он трезвонил весь вечер. «Завтра, – подумала Оливия злобно, направляясь в спальню, к телефону, – завтра она позвонит в телефонную компанию и попросит установить ей другой номер».
– Предупреждаю, что интервью не даю, фотосъемки не разрешаю, позировать для «Плейбоя» не… – сказала она сердито в трубку.
– Ливви!
Оливия опустилась на край кровати.
– Риа! Где ты?
– В аэропорту имени Кеннеди. Послушай, Ливви, извини меня за всю эту путаницу. Но я не готова…
– Риа, слушай меня. Ты должна вернуться. Здесь все идет прахом. Всю вину за тебя принимаю я.
– Нет, не могу, пока не могу. Мама и папа сойдут с ума.
Оливия так и подскочила.
– Мама и папа? А как же я? Ты видела сегодняшнюю газету?
– Они думают, что я в отпуске, Ливви. Пожалуйста, не испорть все.