– Что с вами?
Их глаза встретились.
– Ничего, – сказала она. – Просто я… Она судорожно сглотнула и повернулась к нему спиной.
– А где кофейник?
Он был в шкафу над раковиной, рядом с кучей бумажных фильтров и набором симпатичных кружек. Эта незамысловатая работа сейчас пришлась очень кстати. Промыть стеклянную бутыль, наполнить чайник водой и дать ему вскипеть, пока мололись зерна – все это снимало возбуждение и возвращало ее к реальности. И когда Эдвард передал ей отлично смолотый кофе, Оливия уже полностью овладела собой.
– Вот, – важно сказал он. – Ну а если я сделаю еще что-нибудь, то все испорчу. С этого момента, мадам, весь процесс в ваших руках.
Она улыбнулась.
– Тогда отойдите и дайте поработать настоящему мастеру.
Засыпав кофе, Оливия обернулась и увидела, что Эдвард сидит верхом на стуле в конце длинной стойки, облокотившись на высокую спинку и положив подбородок на загорелые переплетенные руки.
– Это то, кем вы хотели стать, когда вырастете? Мастером?
Она опешила на секунду, но потом рассмеялась.
– Я?
– Да. Вы хотели стать очередным Марком Шагалом, пока не решили заняться обустройством интерьеров?
– Я мечтала о скульптуре, – ответила она, не задумываясь. Откашлялась и посмотрела на него. – Действительно мечтала, много лет назад. Но…
– Но?
Она пожала плечами.
– Но у меня нет таланта. Я могу неплохо делать небольшие фигурки, – щенков, спящих кошечек, что-нибудь в этом роде, но у меня никогда не получались настоящие вещи.
Он улыбнулся.
– Понимаю. Вы сдались, потому что не смогли создать такого же Давида, как Микеланджело. Ну что же, на это способны немногие.
Она тоже улыбнулась.
– Конечно, немногие. Я не то имела в виду. Я хотела сказать, что не могу делать хорошие скульптуры, которые взволновали бы людей, такие… такие…
Оливия умолкла. Ни один человек, даже Риа или ее тетушка, не интересовался, думала ли она всерьез об искусстве. И почему-то этот человек, незнакомец, который без спроса ворвался в ее жизнь, решил задать такой вопрос? И она ответила – она, которая не привыкла раскрывать душу кому бы то ни было.
– В чем дело?
– Ни в чем, – сказала она и отвернулась. – Мне… мне показалось, что вода закипает.
– Он обычно свистит.
– Кто?
– Чайник. Он свистит, когда готов. Скрипнул стул, и она услышала, как Эдвард приближается к ней мягкой походкой. Вот он подошел – и у нее по спине пробежал легкий озноб.
– Я сам, – сказал он и задел ее плечом, когда потянулся к чайнику. – Значит, вы никогда не собирались делать карьеру на поприще мелких скульптурных безделушек?
Почему так трудно дышать? Оливия прокашлялась.
– Каких… каких мелких безделушек?
– Щенков и спящих кошечек. – Эдвард прислонился спиной к стойке, скрестив руки и глядя ей в глаза. – В конце концов их кто-то должен делать.
Почему она согласилась варить кофе? Почему не свистит этот чертов чайник? Почему он стоит так близко?
– Должен… что? – тупо переспросила она.
– Должен делать эти дурацкие фигурки, которые можно увидеть в каждой лавке для туристов.
– Вы… вы кладете молоко и сахар?
– Предпочитаю черный.
– И еще нужны салфетки. Где они?
– Сейчас схожу.
Она облегченно вздохнула, когда он вышел.
– Разве не могли бы вы зарабатывать на жизнь этими щекастыми малышами, кошечками и прочей ерундой? – спросил он, вернувшись.
– Наверное, да, – ответила Оливия, – но…
– Но что?
– В общем, это не для меня. Я понимаю, нет ничего плохого в том, что человек занимается таким ремеслом. Просто, по-моему, тому, кто изучал искусство в колледже, неприлично опускаться до мещанских поделок. Она смущенно рассмеялась:
– Это звучит претенциозно, да? Я не хотела…
– Это звучит честно.
Эдвард говорил тихо, но казалось, что его голос отдавался во всех уголках комнаты. Девушка обернулась и посмотрела на него. То, что она увидела в его глазах, заставило заколотиться ее сердце.
– Оливия, – мягко произнес он, и именно в этот момент чайник издал пронзительный свист. От неожиданности у нее перехватило дыхание.
– Так можно и мертвого разбудить, – сказала она, заставив себя усмехнуться, и с усердием занялась приготовлением кофе.
Сделав глоток, Эдвард признал, что кофе отменный.
– Существует какая-нибудь школа, где учат варить кофе? – спросил он, одарив ее поощрительной улыбкой. – Какая-нибудь школа, о которой я не имел понятия все эти годы?
Оливия тоже улыбнулась, поднеся чашечку ко рту.
– Не представляю. Лично я научилась всему, что умею, у миссис Фэннинг.
– Она кто, учитель домашнего хозяйства в высшей школе?
– Повар у Боскомов, – ответила Оливия и уточнила. – Простите. Шеф повар.
Нет, не сама миссис Фэннинг так себя называла, а миссис Боском, – уточнила Оливия, и, сделав многозначительное лицо, добавила:
– Она была – и остается – настоящей леди.
Эдвард поставил чашку.
– Наверное, работать в доме Боскомов не слишком сладко, – сказал он, прямо глядя ей в глаза.
– Не слишком.
– У вас с тетушкой были близкие отношения?
– Нет, мы были почти незнакомы, когда погибли мои родители…
Оливия замолчала. Почему она рассказывала ему все это? Арчеру вовсе не интересно выслушивать историю ее жизни. Она взглянула на него:
– Почему вы мне задаете такие вопросы, Эдвард?
Он чуть заметно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
– А вы как думаете?
Ну, конечно. Он выяснял детали, которые могли бы привести его к Риа, зная, что прошлое Риа и прошлое Оливии тесно связаны. Абсолютно логично, но почему-то это пробудило в ней острую грусть. Она отставила свою чашечку.
– Уже поздно, Эдвард, – сказала она вежливо. – Спасибо за кофе. А теперь…
– Не уходите.
Он коснулся ладонью ее щеки. Его рука была горячей. Горячей, как огонь. Ей вдруг представилось, как его тело прижимается к ее. И его губы. Они тоже будут жаркими? И зажжет ли его поцелуй ее губы, обдаст ли огонь желания всю ее – грудь, живот, бедра…
Оливия стремительно поднялась.
– Мне пора, – заявила она, и Эдвард тоже встал.